Герань мистера Кавендиша - страница 5
Проспав часа два, не больше, я проснулась от стука в дверь.
— Вставай, Аня! — Арина пришла, чтобы разбудить меня. — Умывайся и пойдем, хозяйка ждут!
Спрыгнув с кровати, дрожа то ли от утренней прохлады, то ли от страха, я умылась студеной водой, расчесала косы, быстро заплела их и пошла следом за Ариной в большой дом. Утренний прохладный воздух неприятно щипал за ноги, я обняла сама себя покрепче, пытаясь согреться.
Хмурой прохладой встретил нас дом, да и его хозяева тоже. Бабка оказалась огромной женщиной — ее необъятное тело было закутано в розовый махровый халат, на голове бигуди под платком, широкое толстое лицо и маленькие глаза-угольки. Рядом с ней, за огромным дубовым столом, в самом разгаре раннего завтрака, восседал вчерашний незнакомец — очевидно, это и был ее муж.
— Здравствуйте. — Сказала я просто, как здоровалась со всем людьми. Я ничего не ждала от них взамен.
— Скажи свое имя и возраст. — приказала бабка сухо.
— Я Анна Ионеску, мне восемь лет.
— Ты знаешь, кто мы?
— Да, вы Пелагея Федоровна, а вы, — я перевела взгляд на деда, — …
— Леонид Демидович… — прошептала Арина откуда-то из-за спины.
Я повторила его имя. Прохладный взгляд, ни тени улыбки на губах. Я не тронула их сердца.
— Ты знаешь, кто мы?
— Мои бабушка и дедушка? — скорее спросила, чем ответила я.
В ответ я получила всего лишь быстрый холодный и равнодушный взгляд, и слегка поднявшиеся от удивления брови.
— Ты слишком хорошего о себе мнения. — продолжила хозяйка. — Коровы и быки на лугу тебе бабка с дедом. Никому ты не нужна, безотцовщина! Родилась как собака, как собака и помрешь! Убирайтесь с глаз моих прочь! Арина, растолкуй ей, что она должна знать и научи всему, что она должна уметь. — приказала бабка и нетерпеливо махнула рукой, чтобы мы уходили.
Служанка увела меня прочь из богато обставленной залы и от вкусного аромата жаренных гренок.
— Вот сейчас покушаем, — подбадривала меня Арина, заметив, что я заметно пала духом, — И жизнь повеселеет!
Как могла повеселеть моя жизнь? Последняя надежда на любящих дедушку и бабушку растаяла вместе с утренней росой. Никому никогда я не буду нужна. И что значит, умереть как собака?
— Пойдем!
Арина увлекла меня в свой флигель, где уже был накрыт стол: горячие щи с пышной булочкой, стакан терпкого чаю и мягкая теплая гренка. Степан уже заждался, потому что сразу же сел за стол, как только мы вошли.
— Арина, — сказала я, проглатывая ложку теплых щей, — Ты знала мою маму?
— Да, она была очень хорошей.
— Расскажи мне о ней, я же совсем ничего не знаю!
— Твоя мама была ну точно твоя копия! — она ухмыльнулась, рассматривая мое лицо — такой же вздернутый нос и крутые скулы, большие глаза и тонкие губы. Только вот она была блондинкой, а ты — темноволосая.
— А какая она была вообще?
— Добрая. Любила животных. Из здешней конюшни почти не выходила. Опекала коней, как собственных детей. Одинокая она была.
— Но она же замужем была?
— Да была, но хозяин суровый был, не разрешал веселиться совсем. Оно и не дивно — он же лет на пятнадцать старше ее был! Она совсем молоденькая была, восемнадцатый год шел, когда замуж-то выдали. Неравный брак. К пустому карману золото не липнет! Вот она тут и жила, как в приймах. А потом как хозяин заболел да и приставился, она совсем одинешенька и осталась.
— Почему она не ушла отсюда?
Арина усмехнулась, переглянувшись со Степаном.
— Так отец же твой тут работником появился. Пришел наниматься, приехал из Румынии, ни кола, ни двора. А сам высокий такой, статный! Я девчонкой еще была, так он для меня совсем взрослым был. Это впервые я иностранца-то увидела. К нам в глушь мало кто заезжает! Вот хозяева его и взяли за лошадьми смотреть, потому что конюх старый совсем был и из ума давно выжил.
— А отец какой был?
— Все-то тебе не ймется, Аня. — Степан улыбнулся из-под густых усов, потягивая чай.
— Отец твой был из беглых аристократов. Только это там он был аристократ, а тут за конями убирал.
— Почему он беглый был? — удивилась я. — От чего бежал?
— От революции, Аня.
— От революции? — переспросила я. — Почему?
Настала очередь Степана отвечать на вопрос. Вытерев усы, он серьезно посмотрел на меня: