Герман Лопатин - страница 14

стр.

Это понравилось Герману. Во всем житейском он довольствовался тем, что имел, как неприхотливый русский крестьянин, хотя и вырос сам в дворянской семье. Ему и в доме Маркса было по душе, между прочим, потому, что небольшая квартира вождя пролетариата отличалась простотой и скромностью.

Процедура приема была несложной.

Секретарь Генсовета, сухой, педантичный Эккариус, в двух словах доложил о кандидатах и предложил задавать вопросы.

Как Герман и ожидал, отвечать пришлось главным образом ему. За три месяца, проведенные в Лондоне, он успел коротко сойтись лишь с Лесснером и Огюстом Серрайе – двумя членами Генерального совета. Энгельса знали хорошо.

Волнуясь, но держа себя в руках, внешне спокойно он рассказал о студенческих кружках, о русской деревне, о фабричных рабочих Петербурга. Спрашивали не переставая, и Герман чувствовал: это не только интерес к его личности, к его политическим взглядам, но и к его родине, к освободительной борьбе его народа.

Поняв, что отношение к кандидату доброжелательное, Эккариус дал слово Марксу.

Маркс сказал коротко: он поддерживает кандидатуру Германа Лопатина и просит Генеральный совет утвердить его членом-корреспондентом по русским делам.

Эккариус предложил голосовать – двадцать рук поднялись в ответ: Герман был избран единогласно.

Затем приступили к обсуждению политических дел, и Герман (не прошло и получаса, как он вошел сюда) мог принять в нем участие уже как полноправный товарищ.

Тут ему вновь пришлось удивиться.

Французский император Наполеон III, который пошел войной на Пруссию, в начале сентября позорно сдался немцам под Седаном со всей своей армией.

Наполеон затеял военную авантюру для того, чтобы избежать революции в своей стране: война, рассчитывал он, отвлечет французов. Но все получилось наоборот. Через два дня после седанского позора императора свергли. Во Франции провозгласили республику.

Однако власть в стране захватила буржуазия. Пруссия же, став победительницей, двинула свои войска на Францию.

Герман писал в те дни Лаврову в Париж:

«Хотя республика явилась на этот раз во Франции довольно жалким образом… как будто только потому, что пруссаки позаботились отнять у французов Наполеона и спрятать его от них подальше… хотя безмозглое и бесстыдное поведение всей французской прессы за последнее время сильно пошатнуло мои, более сердечные, чем разумные, симпатии к этой стране, тем не менее в тот день, когда была получена телеграмма о провозглашении республики, я чуть-чуть не уехал в Париж».

Герману казалось: если Париж продержится против пруссаков недели три, то другие державы вступят в конфликт между Францией и Пруссией и положат конец этой безобразной войне.

Однако время шло, а ни Англия, ни Италия, ни какая-нибудь другая страна не вмешивалась. Франции приходилось туго.

Во всей Европе складывалась напряженная обстановка.

Герман ожидал поэтому долгих дебатов между членами Генсовета, длинных речей и приготовился к многочасовому заседанию. Он как-то привык к этому на собраниях русских эмигрантов, на нелегальных, а особенно легальных сходках у себя на родине.

Но заседание Генерального совета Интернационала проходило ошеломляюще быстро.

Пустые споры не возникали. Выступления не превышали пяти минут. Дольше всех говорил Маркс – восемь минут. Он дал исчерпывающую оценку событиям. Потом приняли решение о работе ряда секций в новых условиях. Потом создали комиссию. Ей поручали организовать демонстрацию английских рабочих.

В комиссию вошли Эккариус, Кан, Лесснер, Милнер и он, Герман.

Быстро обсудили план действий комиссии и через двести двадцать три минуты после начала заседания, возбужденный и счастливый, он уже выходил на Гай Голборн.

Вместе с Лесснером его посылали в лондонский порт.

8

Герман старался не отставать от своего нового друга Фридриха Лесснера: встречался с грузчиками, докерами, матросами; перезнакомился с сотнями людей, устроил десятки встреч, забыл, что такое еда и сон, выучил все закоулки огромного лондонского порта не хуже питерской Охты или Васильевского острова.

Каждый день, как закадычных знакомых, встречал прокопченные корпуса складов, привычно слушал сиплый лай морских пароходов на забитой судами Темзе.