Гермоген - страница 46
Но вот дьячок с иноком начали пропускать людей к иконе. Первой подвели бесноватую. Конвульсивно двигая головой, она заходилась в страшном крике. Священник благословил её иконой. Она остановила на Богоматери мутные глаза.
— Приложись!
Бесноватая поняла, откинула голову, прикоснулась губами к иконе, что-то шепча, бормоча. Понемногу сквозь бормотание стали слышны слова молитвы. Чувствовалось, что больная приходит в себя. Только слабо подёргивалась голова. Но вот она подняла глаза на священника, потом перевела их на икону, которую он ставил на место. Кто-то спросил:
— Полегчало, милая?
Женщина обвела глазами людей и побрела прочь, словно это не она бесновалась и кричала. На Руси таких женщин называли кликушами. Кликушество было своего рода психической болезнью, вызванной изнурительным трудом и тяжёлыми невзгодами.
Бабы, ожидавшие своего черёда причащения святой иконе, провожали кликушу сочувственными взглядами, шептали:
— Матушка-Заступница, приди к нам, сиротам, в беде нашей!
Для них, как и для этой кликуши, было целительным уже само ожидание чуда, непогрешимая вера в него. Удивительно ли, что всяк норовил подоле задержаться возле иконы. Вот приложился к ней длиннобородый инок, но не спешил отойти прочь, упал на колени, облобызал парчовое покрывало, бережно, точно святыню, поднося парчу к губам. Видя, как тяжело ему подниматься с колен, Гермоген подал ему руку.
— На что жалуешься, болезный мой?
— Тяжело жить, батюшка. В миру всё было не по мне, всё не так. Постригся ныне, и опять на душе теснота. Исполняю устав, смиряюсь, а в душе прекословлю.
— Или смирение не даёт мира душе?
— Никак. Читаю молитву, а в душе бунт.
— Прими строгий пост. Соединяя послушание с ропотом, услужаешь бесу.
Гермоген окропил инока святой водой, увидел — неуверенность в его лице сменилась спокойствием. Из церкви он вышел с весёлым лицом.
И сколько увечных и калек возносили хвалу Богородице! Вот радуется свету Божьему прозревший слепец.
— Истинно ли, Матерь Пресвятая, что вижу Тебя? О, сколь веселит душу Твоё божественное сияние! Чаял ли узреть Твой лик!
Долгой в тот день была череда людей, жаждущих получить исцеление либо утешение. Было тут и немало инородцев.
— Как тебя звать? — спросил Гермоген татарина, благоговейно приложившегося к иконе. Платье на нём было русское, а на голове татарская тюбетейка.
— Петром назвали.
— Кто крестил?
— Поп Григорий.
— Не обижают свои?
— Нет, не обижают. Жалеют.
— То промысел Божий сохраняет тебя в добре и здравии и помогает сыскать благосклонность сородичей. Да хранит тебя Бог!
— Помолись, поп, о сыне моём — младенчике!
— Как звать-то?
— Иваном.
— Непременно помяну во здравие!
В обитель набилось много людей. Становилось душно. Иные, приложившись к иконе, оставались, притулившись у стены, возле самого входа.
— Ты, старая, просишь о чём или так стоишь? — спросил Гермоген у старушки, повязанной тёмным платком.
— Не сердитуй, батюшка, я, может быть, ещё дождусь чего. В церкви и постоять весело. А домой мне, что в домовину.
— Вековуха она, — пояснила другая, — прижилась у сестры, да, видно, не на радость.
— Так-то, батюшка, лучше по миру ходить, чем в чужую клеть зайтить...
— И нам, батюшка, дозволь на икону намолиться да наглядеться.
— Изрещи невозможно, что за светлобожественный лик у Владычицы. Сердце тает и трепещет.
И хоть говорилось всё это шёпотом, дьячок с видом укора подошёл к ним, и женщины смолкли.
Гермоген направился к выходу. Повелением владыки ему надлежало сделать описание тому, что видел в церкви Николы Тульского, дабы довести о случившемся до самого царя. Между тем Гермоген чувствовал усталость, голову кружило, не хватало воздуха.
Свежий воздух слегка взбодрил его. Только что прошёл дождь. В воздухе была разлита свежесть. Пахло хвоей. И вдруг его словно что толкнуло. Он огляделся. Из церкви выходила покойная жена... Ксения. Тонкий стан и тёмная накидка, под какой она имела обыкновение прятать зябнувшие плечи, строгий потупленный взгляд. Боже, в своём ли он уме?! Закрыл глаза, открыл и, когда женщина поравнялась с ним, узнал в ней хромоножку, что в глубоком поклоне стояла перед иконой.