Герои и мученики науки [Издание 1939 г.] - страница 38
Бесчестные компаньоны, Фуст и зять его Шеффер, не только разоряют Гутенберга, но и оспаривают у него честь великого изобретения. Они стараются утаить от потомства самое имя изобретателя. В предисловии к одной из книг Шеффер глухо говорит, что «искусство книгопечатания изобрели два Иоганна» (Иоганн Фуст и Иоганн Гутенберг).
Гутенберг умер в 1468 году. Умер он в нищете и безвестности. Последующим поколениям с трудом удалось распутать клубок его жизни и установить его великие заслуги перед человечеством.
ЭТЬЕН ДОЛЕ
Книгопечатание распространялось неудержимым потоком. Ученики Гутенберга разнесли его по всей Европе. В первой половине XVI столетия типографии существовали уже во всех крупных центрах Франции, Германии, Голландии, Англии, Италии.
Идея Гутенберга победила, но победа далась дорогой ценой. Книгопечатание, как и астрономия, имело своих героев-мучеников. Во Франции XVI века таким мучеником был Этьен Доле.
Этьен Доле родился в 1509 году во французском городе Орлеане. Один из образованнейших людей своего времени, талантливый писатель и оратор, Доле был энтузиастом книгопечатания. «Я буду, — писал он, — всеми силами способствовать обогащению литературы. Я буду тщательно издавать творения древних и современных писателей».
Доле сдержал свое слово. Он открыл в Лионе собственную типографию и в течение пяти лет издал около семидесяти книг. Здесь были медицинские и философские произведения древних писателей, переведенные на французский язык. Были и сатиры новых писателей — Эразма, Маро, Рабле и самого Доле, высмеивающие церковное ханжество и суеверие.
Деятельность Доле не давала покоя церковникам. Особенно бесила их «Веселая история великого Гаргантюа», изданная Этьеном Доле в 1542 году. Автор этой замечательной сатиры, крупнейший французский писатель XVI века Франсуа Рабле, с неподражаемым остроумием бичевал черную рать. «Смех убивает», говорят французы, а можно ли было не хохотать доупаду, читая следующую беседу между одним из героев романа — Панургом — и разжиревшим тунеядцем-монахом, который, задыхаясь от обжорства, может произносить только отрывочные словечки:
ПАНУРГ. МОНАХ.
Как вас кормят? Хорошо.
Что вы едите? Мясо.
Какое? Жареное.
А суп вы едите? Еще как!
А пирожное? Еще бы!
А рыбу? Едим.
А еще что? Яйца.
И это все? Нет.
Что же еще? Свинина.
А еще что? Гусыни.
Кроме того? Гусаки.
А еще? Петухи.
А соус какой? Вкусный.
А в конце обеда что? Рис.
А еще что? Фрукты.
Какие? Хорошие.
А как вы пьете? До дна.
А что именно? Вино.
Какое? Белое.
А зимой? Крепкое.
А весной? Здоровое.
А летом? Свежее.
Прислужники папской власти зеленели от злобы под градом дерзких издевательств Рабле. В одном из эпизодов романа они узнавали себя в образе Папиманов. А гонимые католиками протестанты были изображены в виде Папефигов, показавших фигу папе римскому. Вот этот эпизод:
«Мы высадились на острове Папефигов, которые когда-то были богаты, свободны и назывались Весельчаками. Теперь этот народ беден, несчастен и до нитки разорен Папиманами. Дело было так. Однажды, во время большого праздника, Весельчаки отправились на соседний остров Папиманию, где происходило большое торжество. На этом торжестве был обычай выставлять напоказ народу большой портрет папы римского. Увидав этот портрет, один из Весельчаков не выдержал и показал ему фигу. В отместку за это Папиманы через несколько дней напали на остров Весельчаков и перерезали всех взрослых мужчин. С тех пор остров пришел в полное запустение. Жалкие остатки сделались рабами Папиманов и стали называться Папефигами, то есть показавшими папе фигу. Каждый год на них обрушиваются град, ураган, чума, голод и всякие другие бедствия».
Как можно было терпеть издателя, наводнявшего страну подобными писаниями? Против Доле ополчилась сама Сорбонна, центр поповского мракобесия. Это была высшая духовная академия в Париже. Ученые богословы из Сорбонны убедили короля Франциска I, что книгопечатание — главный источник всех зол. «Надо совсем запретить печатание книг во Франции!» кричали они. Под их давлением король издал указ о закрытии всех типографий.
Доле с величайшей смелостью обрушился на этот позорный акт. «Я не могу обойти трусливым молчанием гнусный поступок этих негодяев, — писал Доле. — Желая нанести смертельный удар литературе, они задумали уничтожить во Франции типографское искусство. Да что я говорю — задумали! Они пустили в ход все свое влияние, чтобы вырвать у короля Франциска указ о закрытии всех типографий. Это было сделано под предлогом, что книгопечатание — орудие распространения ереси!»