Герой гражданской войны Иван Назукин - страница 7

стр.

Выход остается один: повернуть штыки против тех, кто войну затеял, кто народ в окопы погнал… Царь и буржуазия войну начали, с них и ответ надо требовать. Превратить войну буржуазную, империалистическую, захватническую в войну гражданскую, повернуть штыки против своих угнетателей, против царя и его прислужников. Мир, хлеб, земля, свобода!.. Только революция принесет их многострадальному народу…

Назукин вскочил и взволнованно зашагал по узкому кубрику вперед, назад. Товарищи с удивлением посмотрели на него.

— Что с тобой? Блоха укусила? — грубовато пошутил кто-то.

Назукин сел. Матросы посмеялись и снова ожесточенно застучали костяшками.

Все ясно… Вот он, выход… Повернуть штыки… Но как это сделать? Когда можно будет это сделать? Нужно обсудить это с друзьями…

В тот же вечер ему удалось прочитать листовку некоторым товарищам. Каждого она взяла за живое. Каждому захотелось подержать драгоценный листок в своих руках, самому прочитать его.

— Значит, есть такая рабочая партия большевиков, — задумчиво сказал один из матросов.

— Живет она, братцы! — откликнулся второй.

— Мир, хлеб, земля, свобода, — как молитву, повторил слова листовки третий.

Обсудили, кому еще можно дать прочитать прокламацию. Через два дня ее передали на другие лодки. Но еще много-много раз возвращались к ней в своих беседах матросы. Листовка зажгла в них великую надежду, вселила бодрость и уверенность.

Однажды матрос Андрей Стукалов, уроженец Севастополя, вернувшись из увольнения в город, с восторгом сообщил!:

— Начинается, ребята! Отец мне рассказал. На Северной стороне три дня бастовали 350 рабочих, которые строят там кадетский корпус. На Корабельной стороне рабочие парни избили трех жандармов. Здорово отделали! В Карантине проломили голову полицейскому. На Цыганской у городового отняли револьвер. На базаре женщины подняли целую бучу из-за дороговизны, торговцы заперли свои лавки и разбежались.

— Это только первые искры, — сказал Назукин. — Недовольство растет, и пожар вспыхнет.

Увольняясь в город, Назукин любил побродить в районе завода, на котором ремонтировался «Судак», посмотреть с горки на заводские цеха и доки, расположенные у моря. Приятно было наблюдать, как выходят рабочие после смены с завода, ощутить силу этого знакомого могучего людского потока. Вспоминалась Мотовилиха…

Через месяц после того, как Назукин нашел в кармане шинели листовку, он вновь пришел к заводу. Мощным баритоном запел заводской гудок. Из проходной густо повалили рабочие. Как много, оказывается, на заводе женщин и подростков!

Назукин внимательно присматривался к каждому рабочему. Но нет, в толпе не было ни одного человека, с кем он познакомился во время ремонта подводной лодки. Наконец толпа поредела. Назукин медленно пошел от завода. У первых домиков Корабельной слободки к нему вдруг подбежал мальчик лет двенадцати и что-то сунул в руку:

— Дядя матрос, это велели вам передать.

Повернулся мальчишка, и его след простыл. Назукин быстро спрятал в карман маленький пакет в измятой газете, вышел из слободки и торопливо двинулся по пустырю. Вечерело. Поблизости никого. Достал пакет, развернул газету. Да это же листовки!

Берет одну и с жадностью читает. Снова о войне и разрухе, о борьбе против царского произвола, за мир, землю и свободу. Партия призывает к братанью на фронте. Пусть рабочие и крестьяне, одетые в солдатские шинели, по-братски протянут друг другу руки. Мир через голову буржуазно-помещичьих правительств!

— Вот это здорово!..

Спрятав листовки за пазуху, Назукин, радостный и взволнованный, направился в дивизион.

За два дня листовки были прочитаны всеми матросами дивизиона. Потом их передали на подводные лодки «Налим» и «Тюлень». Там служили друзья Назукина: рулевой Ваня Евтушенко, однокашник по школе, матросы Ваня Романов, Наумов, Лиханский…

Прошла неделя. Поползли мрачные слухи о том, что жандармерия раскрыла во флоте подпольные революционные организации. Начались аресты. В плавучие береговые тюрьмы были брошены сотни матросов с линейных кораблей «Екатерина II» и «Императрица Мария», с крейсеров «Кагул» (бывший «Очаков») и «Память Меркурия», с нескольких миноносцев и из ряда береговых частей. Говорили также о сотнях матросов, которых командующий флотом вице-адмирал Колчак по подозрению в «политической неблагонадежности» отправляет в другие флоты и флотилии.