Гибель адмирала - страница 6

— Да пусть попробуют взять нас! Это не адмирала везти в вагоне повязанным! Русские мы, а не христопродавцы!

— Песню, господа!..

— Верно, давай! Пусть не хоронят нас — песню! А ну, юнкер, запевай!..

«Взвейтесь, соколы, орлами!..»

— …Для меня борьба с демократией социалистов означала прежде всего противодействие большевизму. Ленин использовал ослабление государственной власти для разложения общества. Для вас, господа из РКП(б), нет ничего запретного. Обратите внимание: от своих противников вы требуете подчинения не только законам, но и еще целому своду правил, вплоть до этических. Свои преступления вы покрываете якобы высшими интересами народа, но ведь это чистой воды демагогия! Это вам страна обязана тем, что всякий порядок исчез. Именно поэтому я выступил против революции. Нет, не в феврале, а октябре. Вы ведете дело к государственной катастрофе. Преградить путь большевизму — значит спасти Родину. Не сделаем это — не бывать России…

— Вы, гражданин Колчак, не можете отрицать, что фабрики, заводы, железные дороги и вообще все создано руками рабочего человека, — с назиданием говорит член следственной комиссии Денике (он меньшевик, и из очень «громких», известен по Сибири). — Ему, пролетарию, а не заводчикам, помещикам и банкирам должны принадлежать земля и все ее богатства. Переворот в октябре семнадцатого и стал возможным лишь потому, что имел целью исправить эту несправедливость. Недаром Временное правительство оказалось беспомощным, против поднялся народ. Вы же подались на услужение к интервентам, только бы задушить революцию. Вы насаждали кнут и виселицу по указке англичан и капиталистов всего мира…

Товарищ Денике отродясь не был следователем, выбрали его в следственную комиссию — и все. Но взял он на себя, наравне с товарищем Поповым, главную следовательскую роль — революция к этому обязывает. А уж тут и талант обнаружился и влез по уши в вопросы, так ему это пришлось. И недели не минуло, как все стали звать его «следователем» — и без всякой иронии. Ну природный дар обнаружился у товарища Денике.

— Оставим пока виселицу и кнут, — говорит Александр Васильевич. — Народ — это не только большевики и Ленин с Троцким. И каким быть порядку — решать не только им, вам или мне. Вы, как это характерно для большевиков, наловчились переворачивать вещи с ног на голову. Разложение старой России, ее пороки вы сносите на нас, на наш счет. Мы, кого вы так ненавидите, приветствовали Февраль в своем подавляющем большинстве — и вам это отлично известно…

— Расскажите о службе у англичан.

— А о виселице и кнуте, которые мы… Я нес народу?

— Спросим, не забудем.

— Извольте… Я знаю, к чему вы клоните. Нет, измены не было. Я не мог принять Брестский мир. Я до мозга костей военный человек. Я обязан сражаться, а не одаривать немцев русскими землями по примеру господина Ленина. Служба у англичан открывала возможность участия в дальнейшей борьбе против Германии. Я мог принести Родине хоть какую-то помощь.

— То не овца, что с волком пошла, — говорит Попов и закуривает.

Александр Васильевич знает: этот Попов из большевиков, ему по штату полагается двойная ненависть.

— Но ведь вы перешли на английскую службу гораздо раньше, задолго до Брест-Литовского договора? — Денике чаще других членов следственной комиссии задает вопросы, а порой один ведет допрос.

— Большевики с первых дней захвата власти… да нет… много раньше, еще с весны семнадцатого, повели антивоенную агитацию и разговоры о необходимости заключения мира.

Александр Васильевич питал недоверие к Германии как извечному врагу России и славянства, которого способна отрезвлять лишь сила. Он почитал Скобелева, помнил наизусть высказывания отважного генерала, в том числе и это, о войне: «Я люблю войну. Каждая нация имеет право и обязанность распространяться до своих естественных границ». Эти слова грели сердце, освещая смыслом военную службу.

— Мы ждем, гражданин Колчак, продолжайте.

— Я отправился к послу сэру Грину и попросил передать английскому правительству, что я не могу признать мира и прошу меня использовать для войны, как угодно и где угодно. Кроме того, война — единственная служба, которую я не только теоретически ставлю выше всего, но которую я искренне и бесконечно ценю. К ней я готовился всю жизнь. Таким образом я оказался на службе у англичан. Как я понимаю, это тоже не все: вы не прочь выставить наше движение за почти иностранное. Как бывший глава белого движения, я в состоянии дать исчерпывающие объяснения и доказательства. Мы не ориентировались ни на англичан, ни на какую-либо еще иностранную силу. Что значит ориентироваться на англичан?.. Мы сражались за освобождение России.