Гибель адмирала - страница 7

Усталость народа от мировой войны, аграрный кризис и неспособность старой власти решить его большевики выдали за одобрение народа их погромной доктрины. Любое несогласие большевики подавляли и подавляют силой, количество жертв значения не имеет. Это, кстати, к вопросу о виселице и кнуте. Впрочем, я еще вернусь к нему…

— Как можно заявлять о завоевании народа большевиками, если народ повсюду и здесь, в Сибири, тоже ясно дает понять, на чьей он стороне?

— А как может быть иначе? Большевики везде и всюду обеспечивают себе захват власти демагогией, ложью о скором царстве социализма, разжигают грабительские инстинкты, отменяют законность.

Если не мы, военные, кто же еще способен уберечь Россию от злой доли?.. Теперь о союзниках подробнее. В боях участия они не принимали. Фронт держали наши русские части. Только мы вели день за днем бои с вами. Чехи? Мы их не звали. Вам не хуже меня известно, как они оказались здесь. Стычки с японцами?.. Регулярных боев иностранные части, кроме чехов в начальной период становления фронта, не вели. У нас с ними соглашение. Насколько мне известно, господа, самыми стойкими и боеспособными частями красных являются латышские; не русские, заметьте, а латышские. Именно латышские части обеспечили перелом в пользу красных и здесь, у нас, а после и на юге, у Деникина. Переброска латышей на юг была нами отмечена, но…

— Латыши — это не чехи и не японцы. Россия — Родина латышей. Ее судьба — их судьба.

— Что латыши не чехи и не японцы — это вы справедливо заметили, господин следователь. Впрочем, помимо латышей против нас действовали части целиком из иностранных подданных — немцев, австрийцев, мадьяр и даже китайцев — так называемых интернационалистов.

— Это неорганизованная помощь данных государств. Эти государства проводят блокаду нашей республики.

— Только одна наша убыль в живой силе за три-четыре месяца следа не оставила бы от любого иностранного формирования. Белое дело делали русские, все прочие путались под ногами. Да, это не преувеличение: путались. Если бы я как человек, облеченный высшими полномочиями, действительно стремился к интервенции, мы с вами здесь не беседовали бы. Генерал-адъютант Маннергейм обращался с предложением использовать стотысячную финскую армию. Прикиньте, что это такое, если 70 тысяч чехов явились той силой, о которую столь долго разбивали себе лоб вы, красные…

От Петрограда до Москвы Россия оказалась бы под финнами в считанные недели. И учтите, войска красных находились на востоке, против нас, и на юге, против Деникина. Однако генерал-адъютант выдвинул условие: в составе будущей России, очищенной от большевиков, Финляндии уже не будет. Я не располагал соответствующими полномочиями и, следовательно, не мог предрешать вопрос о составе Российского государства.

И к тому же вопросу о союзниках. В делах с ними мы не предрешали судеб России. Все должно поставить на свои места Учредительное собрание или, как я уже говорил, Земский собор. Это наша принципиальная позиция. От союзников мы получали материальную помощь, но за соответствующую плату. Не все, конечно, было гладко. К примеру, японцы стремились раздробить любое наше крупное воинское формирование. Разумеется, мы только на время могли соглашаться на подобные вмешательства извне. И все же это факт прискорбный, я лишь отчасти являлся хозяином положения, иначе не сидел бы перед вами. Союзники в лице чехословаков обладают здесь реальной силой, а в полосе железной дороги, как вы это сами видите каждый день, даже подавляющей силой…

Адмирал помнит фамилии этих людей, что вместе или порознь допрашивают его: Попов, Алексеевский, Денике, Лукьянчиков, Косухин… Несколько раз внимание привлекал человек во всем кожаном и с неправдоподобно массивным маузером на боку — этот ни о чем не спрашивает и лишь угрюмо молчит, но рост… самый настоящий гном, из тех, что в старину потешали царей. И при таком-то росте — саженный размах плеч!

Александр Васильевич ощущает их жадность к себе. Нет, не перед ними он держит ответ. Они так далеки от него! Для него все это проба суда, ответа перед Россией и вечностью. В конце концов, ради России он и жил.