Главный калибр - страница 38

— Ну, как же вы из плена бежали? — не вытерпел старшина, давно лежавший в госпитале и скучавший больше других.

Разведчик и пулеметчик переглянулись. Было ясно, что от рассказа теперь им не отвертеться.

— Не знаю, с чего начать, — замялся Жуков.

— Аты попробуй сначала, — посоветовал старшина.

Жуков помолчал.

— Ликвидировали мы на корейском побережье японские базы, — нехотя начал он. — Пришлось раз штурмовать сопку. Ну, это дело известное: они стреляют, мы стреляем, пыль, жара, — разведчик поморщился, всем своим видом показывая, что о таком скучном и всем знакомом деле рассказывать нечего. — Ну, колючки кашгё‑то на горе растут. Очень неприятно лазить на сопку — сердце с непривычки колотится. А тут еще японцы. Дрались они отчаянно. Особенно нахальничали те, кто был в повязках на голове — повязка белая, а посередине пятнышко красненькое. Сперва мы считали, что это раненые, потом узнали, что такие повязки носят «камикадзе», — штурмовики ихние, а попросту — смертники. Эти особенно вредные: то прикинется мертвым, а потом на тебя с ножом бросится, то с взрывчаткой под танк лезет. Ну, как ни ловчили японцы, а потеснили мы их здорово. Только вышло так, что оторвались мы от своих и остались на сопочке втроем, мы вот двое, — разведчик кивнул на Пименова, — и еще один боец, Семочкин по фамилии. А японцы прут со всех сторон. Признаться, стало мне как‑то неинтересно. Ну, Пименов, сами видите, кЯКой дядя, а вот Семочкин…

Разведчик запнулся и замолчал. Слушатели насторожились.

— Сдрейфил?

— Нет, дрейфить он не дрейфил, — раздумчиво протянул Жуков, — но и надежды на него я особой не имел. Характер у человека неладный.

До войны Семочкин служил при театре, костюмами актерскими заведовал. В части определили его куда‑то вестовым. Должность, как бы сказать, не боевая, на любителя. Семочкину она оказалась в самый раз. Легкий он человек какой‑то. Сам небольшой, рыженький, мордочка вострая. И вечно он черт знает что выдумывал. Скучно ему на службе показалось, что ли. Только от него житья никому не было.

Выучил, анафема, походку командира. Сидели мы как‑то вечером, то да се, один матрос карты достал и фокусы показывал. А этот Семочкин как подойдет шагами командирскими да гаркнет:

— Вы чем тут занимаетесь?!

Вскочили все, матрос с перепугу карты в печку бросил, а этот рыжий дьявол этак невинно спрашивает: «Что вы, ребятки, что это с вами?» Прямо удержаться не мог, чтобы не отмочить чего‑нибудь — такой характер невозможный.

Заскочили мы в одном бою в какой‑то пакгауз, а японцы окружили его, подожгли и высунуться нам не дают, против двери пулемет поставили. Гранатой бы в пулемет, так у нас гранаты вышли. Ну, погибай живьем.

Вдруг Семочкин как заорет дурным голосом —мы подумали, что он спятил, а он давай в японцев консервные банки швырять. Те шарахнулись —гранаты! Мы в тот момент и выскочили.

В последний десант не хотели его с собой брать, так он сам увязался. Вот и очутились с ним на сопке. Радости мне от такого бойца мало было. Того и гляди врукопашную схватимся, а на Семочкина надежда плохая — жидковат он для такого дела. Только долго думать не пришлось. Ахнули в нас японцы миной, и вышибло из меня сознание. Да прежде чем оно совсем помутилось, я увидел, что Пименов в крови лежит, а Семочкин зажал меж колен автомат, свернулся в клубок и покатился с сопки кубарем.

— Бросил, выходит, товарищей? — спросил кто‑то.

— Н–да, — неохотно процедил Жуков. — Очнулся я уже у японцев, — продолжал он. — Привязали они меня к жердине и несут вчетвером. Впереди таким же манером тащат Федора Пименова.

— Попали! — вздохнул один из слушателей.

— Попали, — согласился разведчик. — Да так попали, что хуже некуда. И не то, думаю, погано, что замучат, а то, что наши про нас скажут —сдались, мол, в илен. Как представлю себе нашу часть, товарищей, ну» душа переворачивается.

Тащили они нас долго и приволокли в покинутое жителями селение. Обращаются все же с почтением. Занесли во двор, руки развязали, поесть дают. Ясное дело— хотят для допроса сохранить. Лестно, небось, что советских бойцов забрали. Федор прямо зубами скрипит и все ловчит кого‑нибудь здоровой рукой съездить, от еды отказывается. Я его отговорил: набирайся, говорю, сил, может, еще пригодятся. Послушал меня Федор, остыл малость.