Глубь-трясина - страница 6
– Кто назовет человека "рака" – подлежит синедриону, – сказала Оля-большая и строго посмотрела на Дронова.
– Это что ж, мучителей ваших, которые вас истерзали, которые всю Россию истерзали, весь мир готовы истерзать, простить их, что ли?!
– Да, безусловно.
– И вы их простили?
– Да.
– А я нет! Я – солдат, и мое дело на поле брани не прощать, а драться! И не прощу! И буду бить их, пока руки оружие держат. – И это очень печально.
– Да... да вы шутите, что ли?!
Оля-большая отрицательно махнула головой, тяжело вздохнула, сказала тихо "простите" и, поворотившись от поручика, медленно пошла назад.
– Вы Олю-большую не обижайте, она у нас святая, – серьезно и совсем уже не по-детски произнесла Оля-маленькая.
При этих словах Оля-большая остановилась и резко обернулась:
– Еще раз так скажешь, Ольга, – выдеру!
– А давно здесь этот монастырь? – спросил поручик у обеих Оль сразу.
Оля-большая пожала плечами:
– Мне кажется, он всегда был.
– Вы меня об этом спросите, – сказала Оля-маленькая и потащила поручика к скамейке у стены, – я здесь про все знаю, я со всеми тут говорила-спрашивала, а Оля-большая, она и ни у кого не спрашивает. Одно только спрашивает, когда человека впервые видит: "Вы сегодня прибыли?"
– А ты тут как тут и говоришь: "А я Оля-маленькая".
– Да, и ничего тут смешного нет.
– А я разве смеюсь?
– Вы улыбаетесь. И историю нашу я никому не рассказывала, кроме вас, вам первому, а все все равно все знают.
– Это как же?
– Монастырь, – вздохнула Оля-маленькая и пожала плечиками. – Тут все не так, как там, за стеной, здесь все друг про друга все знают. А вообще-то Марь Палне рассказывала, отцу Петру...
– Скажи-ка мне, Оля-маленькая, а тебе не страшно, что ты в центре такого грандиозного чуда находишься? Может, это все сон?
– Нет, не сон. А страшного тут что ж? Бог чудо устроил, чего ж тут страшного? Это за стеной страшно.
– Да-да, да-да... – поручик задумчиво помотал головой и опять сказал: – Да-да...
– Что "да-да"? – удивленно спросила его Оля-маленькая.
– Да-да, Бог чудо сотворил.
– А вы что, до этого чудес не видели?
– Не приходилось.
– Ну так читали небось?
– Небось читал. В детстве.
– Так вы же верили, когда читали?
– Да как-то... одно дело читать, а другое глазами видеть.
– Но вы же верили, когда читали? Вы в Бога верите?
– Хм... вообще верю.
– Как это "хм" и как это "вообще"?
– Эх, Оля-маленькая, что ж ты так приступила ко мне? Про монастырь лучше расскажи.
И снова поручик оказался в плену голоса и глаз Оли-маленькой и как бы воочию видел то, что она рассказывала, видел даже больше, чем услышано было.
...Новый архиепископ местной епархии, преосвященный Алексий, заступивший на должность в начале германской войны, резко отрицательно относился к отшельничеству монахов вне монастыря, видя в том повод для гордыни и вообще душевного разлада; и тут узнает он, что на опушке Большого бора, невдалеке от епархиального центра, спасается в пещере, им самим вырытой, некий старец, иеромонах Спиридон, спасается лет двадцать уже как, а то, может, и поболее того, никто точно не помнит, когда он пришел в эти края.
– По чьему же благословенью он там? – недовольно осведомился преосвященный. Секретарь отвечал, что по благословению ныне почившего игумена Митрофаньевского монастыря, что у него вся жизнь по благословению, что чудес он не творит, исцелений не совершает, народ к нему не ходит. Когда-то начали было ходить, да он сам отвадил раз и навсегда. Ни советов, говорит, давать не могу, ни лечить не могу, ничего не могу, молюсь только, как могу, за себя и за всех вас, будете мешать, будете от молитвы отрывать – и вам проку не будет, и себя погублю, не успею отмолить жизнь свою многогрешную. Расплакался он тогда и всех, кто пришел, – прогнал. С тех пор и не ходят. Тихо он живет, владыко, – успокаивал секретарь преосвященного.
Однако тот не успокоился и пожелал видеть старца, а тут ему докладывают, что старец к нему сам просится.
Благообразный, смиренный вид старца произвел отрадное впечатление на владыку. Порадовало его и то, что старец сам пришел.
– Почто один живешь, отче? – спросил преосвященный. – Ведь с одним бесам легче справиться.