Гнет - страница 23

— Дед Федя, а что это за чертовщина такая была в доме бабы Кили, что она боялась мне даже рассказывать об этом?

— Когда? Не поняв вопроса, переспросил дед Федя, вскинув на меня немного захмелевшие глаза.

— Ну, что такого она страшного в своей хате увидела, когда после цыган к себе домой вернулась? — уточнил я свой вопрос.

— А, вон ты о чем…

Помолчав немного, он влил в свой граненый стакан вино, не приглашая меня, выпил и рассказал вот это:

— Когда я в 1946 году переехал из Гребенников в это село, я многого тут разного наслушался, но когда мне баба Киля рассказывала о цыганах, — я тогда тоже, как и сейчас с тобой, в ее доме за столом с дедом Ваней сидел, — мне хотелось встать и уйти оттуда.

«Вон там, — баба Киля показала мне рукой на кровать, — среди невыносимого смрада, лежали, обнявшись два обглоданных крысами трупа: один мужской, а другой женский. А тут, у зеркала, — она кивнула взглядом, — лежали еще три детских трупа — один из них был выпотрошен, без головы и без ног — видимо, его употребляли в пищу. А у двух других, — продолжала мне тогда рассказывать баба Киля, — лица были полностью обглоданы крысами,… они шныряли по всему дому, и как только мы вошли в комнату, крысы, как сговорившись, набросились на нас».

Баба Киля с девчатами тогда еле успели ноги свои из хаты унести, — грустно усмехнувшись, закончил свой рассказ дед Федя.

После рассказанного мне дедом Федей о случившемся в доме у бабы Кили я подумал: хорошо, что мне тогда баба Киля об этом не рассказала, вряд ли мне было бы приятно спать на кровати в доме, где раньше покатом цыганские трупы валялись, а на полу, разжиревшие от трупного мяса, крысы бегали.

Даже слушая рассказ деда Феди об этом, я почувствовал, как жутковатый холодок пробежал по моим жилам, а после такого увиденного, я думаю, действительно по ночам кошмары сниться могут.

А я вновь возвращаюсь к рассказу бабы Кили.

— Жить в нашем селе после цыган было невозможно, — продолжала она тогда свой рассказ, — мы какое-то время еще жили в селе Ясная поляна и приходили сюда, чтобы убрать трупы, навести порядок и отремонтировать свои дома. Румыны тогда даже огромную печь для сжигания трупов у нас в селе построили, а до этого они заставили цыган вырыть на краю села огромный котлован для сбрасывания туда их мертвых тел.

Всю грязную работу тогда, конечно же, вынуждены были делать мы,… никогда не забуду, как мы пытались в этих печах сжигать трупы, а они не хотели гореть…

А когда мы уже насовсем вернулись в наше село, — после небольшой паузы, вновь продолжила говорить баба Киля, — нам совершенно нечем было питаться, нам нечем было даже наши огороды засадить. Мы были на краю голодной смерти, но, к нашему удивлению, румыны не дали нам тогда умереть, они нам стали выдавать понемногу хлеба, картошки, кукурузной муки и даже понемногу сахара для детей. Конечно, мы очень сильно недоедали, но и голода румыны тогда не допустили.

Тогда же — весной, они нам раздали для посева семена картошки, лука, других овощей. Поля мы тогда тоже засеяли. А осенью, после уборки очень хорошего урожая — наша жизнь почти нормализовалась,… мы при румынах не голодали.

Воскресенье — был у нас выходным днем, а дети продолжали ходить в школу до четвертого класса. Кроме того, после того, как Советская власть развалила в Ковалевке церковь и построила из того камня клуб, — румыны в этом клубе вновь церковь открыли.

С цыганами румыны, конечно же, поступили очень жестоко, но потом они в нашем селе никого не пытали и на каторгу они никого не отправляли. Поэтому, боясь быть угнанными в Германию, на оккупированную румынами территорию приходили женщины из тех районов, которые были оккупированы немцами. К нам даже из Донбасса две дочери Гриши — брата деда Вани, что туда после раскулачивания уехал, пешком, совершенно изможденные, пришли.

Надя и Маруся у нас тут с 1942 по 1946 год, жили. А еще жила у нас в доме еврейка Белла — она к нам осенью 1942 года из Николаева пришла и попросила спрятать ее. Но нам ее спрятать было негде, и мы румынам сказали, что она наша родственница и что зовут ее Маней, а внешность у этой Мани — пояснили мы им, такая потому, что она болгарка. Сначала вроде все благополучно прошло, но потом, когда в 1943 году сюда, к нам в село, пришло много немцев, они, словно чувствуя, что Маня еврейка, арестовали и ее и твоего деда Ваню. Они требовали от него, чтобы он признался в том, что Маня еврейка, и это было просто чудо, что он выдержал тогда те допросы, и их обоих отпустили. Надо еще сказать, что если бы в тот момент, наш полицай Вася Вакарь не подтвердил бы слова деда Вани, что Белла — болгарка, навряд ли им тогда удалось бы спастись.