Год Оборотня, или Жизнь и подвиги дона Текило - страница 22

Отец Гильдебран, тряся пухленькими красными щеками, живописал страсти и ужасы встречи с разъяренным оборотнем, брат Тимофей время от времени подсказывал, что отче пропустил, а брат Нобель, перебирая четки, добавлял, что еще забыли его собратья по вере.

Рассказы монахов леденили кровь, но…

Всегда, рано или поздно, возникает это самое «Но». И в каждой из многочисленных историй дона Текило оно встречалось не раз и не два.

Дон Текило самым благородным образом пропустил мимо ушей чужие словеса, дождался, когда монахи выдохнутся, повествуя об ужасах, которые ждут иберрца по возвращении в Башню, и вежливо уточнил:

- Но вы уверены, что оборотень «она», а не «он»?

- Обижаешь, - хором ответили братья, и даже Томас проснулся, чтобы выразить свое возмущение. Они, конечно, монахи – но не настолько!

- Тогда вопрос решен. Возвращайте меня обратно.

- Сыне, - осторожно уточнил отец Гильдебран. – Ты уверен?

- Уверен, уверен, - потирая руки, ответил дон Текило.

- Ну, тогда… как скажешь, - ответил отец Гильдебран, засучил рукава рясы и принялся сплетать заклинание.

- Мы помолимся за тебя, - пообещал брат Тимофей. Нобель смахнул с кончика носа предательскую слезу, брат Томас пододвинул поближе бочонок и предложил начинать тризну.

Спустя минуту дон Текило уже не было в винном погребе.

Брат Нобель вздохнул.

- А может быть… - неуверенно начал он, но отец Гильдебран сделал отрицающий жест.

- Что ты, сыне! Такого исправлять – только портить!

- И все равно это слишком жестоко, - возмутился брат Нобель. Повинуясь его настроению, магический поток трансформировал рясу монаха в блестящие доспехи, белый магический луч засиял в руках подобно мечу. – Надо было его предупредить.

- Жизнь несправедлива, - покачал головой отец Гильдебран.

– Но пока она продолжается, - добавил брат Тимофей, - можно выпить!

Брат Нобель подумал над этим постулатом, потом дематериализовал доспехи, сел  и протянул руку за бутылкой.

Монахи выпили, не чокаясь.

На этот раз дон Текило подготовился к проникновению внутрь маговой Башни со всем тщанием и возможным старанием. Очнулся он приблизительно в полдень, в комнатке постоялого двора, которую сам же назначил своей штаб-квартирой до окончания истории по изъятию Тройного Оракула, и целых пятнадцать минут потратил на размышления: привиделось ли ему общение с четырьмя монахами, нет ли, какая магия подобна навести столь реалистичный морок, и вообще, не пора ли в самом деле одуматься и встать на путь Честного Человека.

Донна Катарина одобрила бы подобный поступок. Она принадлежала к тем немногим женщинам, которые способны оценить все жертвы, на которые идут мужчины ради них. Донна Катарина не стала бы хвастаться перед говорливыми соседками подвигами своего мужа, о нет, она бы тихо заштопала плащ, подала собирающемуся в поход герою меч, шляпу и котомку с пирожками, и долго смотрела бы вслед, шепча молитвы о его скорейшем возвращении… О боги. С тех пор, как донна Катарина покинула их дом, дон Текило так и не научился самостоятельно находить шляпу. Вернее, находить-то находил, мало ли прохожих в разнообразных головных уборах встречалось ему на пути, вот только терял еще быстрее, чем успевал воровать… Ах, Катарина, где ты…

Дон Текило поднялся с постели, позевал, почесал лысинку, подумал, что вчерашние блуждания по черным коридорам и пьяные монахи-охранники ему привиделись, спустился в обеденный зал, печально позавтракал…

И принялся готовиться к повторному сеансу ограбления.

Для начала дон Текило справил себе новый костюм. Черный, с тончайшей серебряной вышивкой. Он даже заплатил портному за обнову – правда, половину, но заплатил. Потом дон Текило, привыкая к образу добропорядочного человека, прогулялся по Флосвиллю, принял горячее участие в митинге на рыночной площади, агитируя жителей пожертвовать малую толику серебра и меди на возведения фонтана – уж очень трогательно гном-архитектор взывал к эстетическим чувствам горожан. Так как жители Флосвилля не спешили расставаться с честно заработанным, дон Текило им помог. Медные монеты он честно сдал в фонд строительства архитектурных флосвилльских изысков.