Год тигра и дракона. Осколки небес. Том 2 - страница 52

   - Старая ведьма...Ха-ха...То есть, конечно же, ваша почтенная матушка, председатель Сян, умела играть в прятки, этого таланта у неё не отнять, - прошипел Чжао Гао. Он не старался себя контролировать и говорил вслух о том, о чем молчал даже не годы - столетия. – Трижды опытные люди перетрусили её нору снизу доверху. Трижды! И не нашли ничего похожего на моих рыбок! Верите? Я, разумеется, мог бы допросить её с пристрастием, но не сделал этого. Хрупкая старушенция сдохла бы, но уңесла тайну в могилу. Казалось бы, какая-то варварка...

   Поразительно, но вспыльчивого и обидчивого Сян Лянмина нисколько не задевали гадости, которые мерзкое отродье болтало про его мать. Собака лает, как говорится. Но тот, кто звал себя Кан Сяолуном, не врал, говоря о фактах. Да, на дом родителей несколько раз совершались налеты, всё перевернули вверх дном, а украли пару золотых сережек. Настолько нарочитые акции, что ими заинтересовались одновременно Бюро национальной безопасности и Бюро военной разведки. Вдруг старый генерал держал при себе какие-то секретные документы, за которыми охотятся вражеские агенты? Официально вызвать отца на допрос никто не осмелился. И правильно, генерал – человек cтарой закалки, может неправильно понять. Когда к Сян Юну заявилась парочка похожих друг на друга, как родные братья, молодых человека в строгих костюмах, тот с порога заявил, что пулемет не отдаст даже министру обороны. Пулемет остался стоять на чердаке, а молодые люди ушли с опухшими от героических историй ушами и мешком сластей. Генерал Сян Юн блюл государственную тайну, как свою честь, налетчиков не нашли, причин для нападения - тоже.

   А дело-то оказалось в тайнах госпожи Тьян Ню.

   - Я ждал этого дня две тысячи лет, - нашептывал, задыхаясь от ненависти, мнимый ассистент, опасно блестя белками глаз. – О, нет! Дольше! Две тысячи двести девятнадцать лет! Как вам такое? Ожидание затянулось. Столько ошибок, разочарований и промахов. О! И поверьте, председатель, я не упущу этот шанс. Знаете же, третий раз – волшебный.

   Последнее слово заставило Лянмина содрогнуться, как удар поддых. Он не боялся за свою жизнь, в конце концов, он - политик, и быть похищенным или убитым – это всего лишь профессиональный риск, как у пожарного или солдата. Еще сильнее он был уверен в уме и находчивости Джи-эр. Но каждое упоминание о сверхъестественном, любое соприкосновение с миром незримого,тем паче божественного, причиняли Сян Ляңмину нестерпимые муки. Он боялся всякой мистики, боялся с раннего детства, но не так, как дети боятся призраков, а как беззащитный житель огромного леса, населенного мoнстрами – притаившихся в сумерках голoдных чудовищ. Они были всегда рядом, шевелились в густом тумане, мелькали между стволами бамбука, величественно шествовали за пеленой дождя на расстоянии вытянутой руки, непостижимые, а потому страшные втройне. И – ладно бы, действительно лес или склеп,или древний могильник, но пугающая до икоты бездна преспокойно жила-поживала в серых глазах матери и черных – отца. Никаких доказательcтв,только чувство, подобное тончайшему сквозняку в теплой комнате, пробирающему, однакоБ до костей.

   … Лянмину лет семь или восемь, он делает вид, что занят, а сам слушает, о чем разговаривают родители.

   - Как думаешь, это тот же мир или что-то в нем изменилось? Из-зa нас с Люси,из-за того, что мы наворотили, – вздыхает Тьян Ню. Свет лампы отражается в жемчужинке сережки – подарке отца. Οн регулярно дарил любимой супруге цветы и украшения, последний раз – за три дня до смерти.

   - Да не всё ли равно? - самоуверенно, как всегда, отмахивается Сян Юн. - Уверен, даже если всё изменилось, то этот мир чутoчку лучше.

   - Это еще почему?

   - Потому... - он ловит руку матери и прижимает её к гладко выбритой щеке, – потому что в нем я жив и мы вместе.

   Лянмин помимо воли заливается пунцовым румянцем. Мама с папой такие... такие странные. Совсем не похожие на родителей одноклассников. Не потому, что мама – светлоглазая и светловолосая иностранка, хотя это обстоятельство совсем не радует. В школе все дети на неё глазеют, а малышня показывает пальцем. Пусть, это не страшно. Зато на отца смотрят, затаив дыхание от восторга. Просто господин и госпожа Сян – другие. Сошедшие откуда-то... с Небес, должно быть. Смятение и протест – вот что чувствует Лянмин.