Годы молодости - страница 8

Когда рассказ «В цирке» был окончен, возник вопрос, в какой журнал его направить. Куприн считал себя связанным с «Русским богатством» — первым толстым журналом, в котором он начал печататься и где появилась самая значительная из всех до тех пор написанных им вещей — повесть «Молох», но сомневался, что рассказ, в котором действующее лицо — цирковой борец, будет одобрен журналом.

По совету Елпатьевского, Куприн послал «В цирке» А. И. Богдановичу, фактическому редактору журнала «Мир божий»^>{8}, где в 1899 году хорошо встретили его рассказ «Ночная смена».

Когда случилось так, что шутливая бунинская выдумка превратилась в действительность и я стала не только невестой, но и женой Куприна, мы вместе вспоминали нашу первую встречу.

— Когда мы вышли из подъезда мимо вашего великолепного швейцара, который с глубоким презрением смотрел на мое старое пальто, я был очень зол на Бунина, — рассказывал Куприн. — Зачем я согласился пойти с визитом к Давыдовым? Совсем не нужно было этого делать, говорил я себе, идя по улице. Сама издательница не нашла нужным со мной познакомиться, а дочка, эта столичная барышня… Очень она мне нужна… Пускай они с Буниным найдут кого-нибудь другого, кто позволит им над собой потешаться и разыгрывать свои комедии. А еще приглашала бывать… Покорнейше благодарю, ноги моей там не будет. Но в редакцию к Богдановичу я, конечно, на днях зайду.

Должен признаться тебе, Маша, больше всего я сердился на самого себя, на свою застенчивость и ненаходчивость. И вот что в конце концов вышло из шутки Бунина, которую теперь я нахожу очень удачной и за которую теперь искренне ему благодарен.

В ближайший вторник — приемный день Богдановича — Куприн пришел в редакцию. Ангел Иванович (Богданович был поляк. Имя его было Анджело, но русифицированное, с непривычки звучало странно) познакомил его с постоянными сотрудниками журнала: критиками В. П. Кранихфельдом, М. П. Неведомским, историком Е. В. Тарле, В. Я. Богучарским и другими. После нескольких вопросов Куприну: когда он приехал, долго ли пробудет в Петербурге, — Богданович перешел к деловому разговору. Сообщил, что рассказ «В цирке» ему понравился, предполагается напечатать его в январской книжке журнала. Осведомился, не привез ли Куприн что-нибудь нового. Мимоходом упомянул о том, что надеется на его постоянное, а не случайное сотрудничество и поэтому гонорар его устанавливается 150 рублей за лист, а не 100, как это было с его первым рассказом «Ночная смена».

В этот день Александра Аркадьевна чувствовала себя лучше и, узнав, что в редакции Куприн, вышла с ним познакомиться. Она, так же как и Богданович, сказала несколько приятных слов о его рассказе «В цирке», выразила сожаление, что не могла его принять в воскресенье, и пригласила Ангела Ивановича, Кранихфельда и Куприна остаться обедать.

— Я не хотел оставаться, — говорил мне Александр Иванович, — но приглашение застало меня врасплох, я растерялся и от застенчивости не сумел отказаться. Так волей-неволей мне пришлось снова встретиться с тобой.

За обедом сначала поговорили о редакционных делах, а затем разговор стал общим; в нем приняли участие не только сотрудники журнала, но и все присутствовавшие за столом. Александра Аркадьевна любила новых людей и была с Куприным любезна и проста. Она была женщиной с большими светскими навыками и скоро сумела заставить Куприна преодолеть свою застенчивость и разговориться. Когда он прощался, она сказала ему:

— Я больна, и приемных дней и вечеров у нас пока не бывает. Но если вам не будет скучно провести вечер в нашем семейном кругу, то заходите к нам запросто.

— Как тебе известно, мне скучно у вас не показалось, — засмеялся Александр Иванович.

Куприн все чаще и чаще начал бывать у нас. Моя мать особенного значения его посещениям не придавала. Александра Аркадьевна не всегда выходила вечером в столовую, но у нас жила моя тетушка, Вера Дмитриевна Бочечкарева, вдова артиста московского Малого театра М. А. Решимова, которая обычно разливала чай; поэтому отсутствие Александры Аркадьевны общепринятых тогда правил не нарушало. Незаметно все привыкли к Куприну, и он стал у нас своим человеком. Моей матери он нравился: его непосредственность, жизнерадостность отвлекали ее от постоянных тяжелых дум о своей болезни и о смерти старшей дочери. Она охотно слушала его рассказы о военной службе, различных эпизодах его жизни, знакомых писателях. Интересовалась она и его работой в «Журнале для всех» с В. С. Миролюбовым; говорили, будто у него тяжелый деспотический характер и сработаться с ним трудно. Александр Иванович это мнение опровергал.