Голоса с улицы - страница 74

А великие разоблачители всего-навсего привлекали внимание к этим делишкам. Показывая на Гоулдов, они доказывали реальное существование заговора. Гоулды подтверждали теорию самим фактом своего рождения. Теоретиков оскорбляло уже то, что Гоулды занимали место и дышали воздухом. Они и так требовали слишком многого. Теоретики должны были просто-напросто показать, что Гоуды существуют, и этого достаточно. Показать, что евреи могут стоять на углу улицы, сидеть в кинотеатре, водить автобус или рассказывать анекдоты по радио – где бы ни появился еврей, он доказывал постулат теоретика. Еврей не представлял опасности лишь после того, как прекращал свое существование. Лишь своей скоропостижной смертью он мог смыть позор, загладить вину за попытку выжить.

Думая об этом, Хедли видел, как сильно Гоулды похожи на него. У него тоже не было места. Но он все равно не испытывал к ним сочувствия. Потому что не испытывал сочувствия к самому себе. Где-то в страшной глубине души, на самом ее донышке, он презирал их за то, что они были жертвами – точь-в-точь как презирал самого себя за то, что тоже был жертвой. Он не хотел быть похожим на них. Не хотел, чтобы его принимали за одного из них – одного из объектов гонений. Ему хотелось выбраться на волю, стать выше этого.

Хедли не довольствовался тем же, чем довольствовались Гоулды. Они стремились сохранить самую малость, которой обладали, и не требовали большего. Но сам он требовал большего. И ненавидел их за то, что они позволили Соррелу попрать их чувства. За то, что они позволили это именно ему.

Гоулды были слабым, безгласным, гонимым подобием его самого, и Хедли яростно пытался порвать с этим образом. Он больше не мог его выносить: «Стюарт Хедли – жертва». Образ Марши Фрейзьер тоже прояснился. Она олицетворяла другую его сторону – сильную, расчетливую, безжалостную, деятельную. Она знала, чего хочет, и делала то, что хотела. Ничто не могло ее остановить. В душе Хедли что-то отозвалось, восхитилось этими ее качествами – ее уверенностью, четким самоощущением. Он восхитился ею и… испугался. Но Хедли тянулся к этой призрачной грезе, она влекла его к себе.

– Что у тебя там? – добродушно спросил Фергессон, который вдруг вырос перед ним с протянутой рукой. – Дай посмотреть.

Хедли моргнул, в смущении запнулся и замер: он не заметил, как подошел Фергессон.

– Вам это будет неинтересно.

Фергессон посерьезнел.

– Меня интересует все, что ты читаешь в рабочее время, – он почувствовал досаду и вину. – Что это, непотребный журнальчик? Фотографии девиц?

Хедли неохотно передал ему «Суккуб». Положив его на прилавок, Фергессон быстро пролистал страницы.

– Видите? – агрессивно сказал Хедли: от дурного предчувствия у него загорелись уши. – Говорил же вам, что это вас не заинтересует.

– Господи, – тихо сказал Фергессон.

– Что случилось?

Фергессон скривился в отвращении. Он выронил журнал, словно тот кишел паразитами.

– Где ты взял эту дрянь?

– Дал один человек, – уклончиво буркнул Хедли.

Фергессон бросил на него злобный, негодующий взгляд.

– Что с тобой такое? Как тебе это удается?

Хедли уязвленно, обиженно пробормотал:

– Что – удается?

– Боже правый… Ты всегда умудряешься вляпаться в какую-нибудь дичь. У тебя к этому талант. Стоит появиться чему-то бредовому, ты уже тут как тут. У тебя что, мозги настроены на всю эту белиберду? Как ты умудряешься?

Задрожав, Хедли забрал журнал.

– Что я читаю – это мое личное дело, – словно в тумане, он засунул его обратно в папку. – У нас свободная страна: я могу читать все, что захочу. И вы меня не остановите. Вы не запретите мне это читать. Понятно?

Покачав головой, Фергессон с каменным лицом зашагал прочь.

Хедли не понес «Суккуб» домой, а припрятал в подсобке, за старой витриной «этуотер кент», чтобы никто не нашел.

Вечером Хедли снова задумался над этим. Куда он ввязался? Возможно, Фергессон и прав. Легко представить, как Хорас Уэйкфилд носит с собой экземпляр «Суккуба» и незаметно достает его из-под полы, показывая знакомым. Тайком пересказывает статьи немногим избранным, кому можно доверять. Держит его наготове, сидя в «Здоровом питании» и поглощая тапиоковый пудинг с морковным салатом. Как та статья Джорджа Бернарда Шоу о вакцинации… очередной запас патронов для обстрела растленного мира.