Головы или хвосты? - страница 4
Тишина оглушила. Он видел только Гэвина Рида, поломанного, нервного человека, видевшего сегодня утром «какое-то дерьмо», как выражался Хэнк. Настолько уставшего и привыкшего к этой неблагодарной, жестокой работе — и все равно иногда надламывающегося заново. Точно уже по сросшемуся перелому — там кости хрупче всего.
И Коннор потерянно глядел на него. Не видел подсказок и велений программы. Чтобы посчитать пульс Гэвина, пришлось бы приложить пальцы к запястью.
— Детектив… — Собственный голос прозвучал глухо. — Вы хорошо поработали. Благодаря вам этот мерзкий человек схвачен, больше он никому не навредит. И хотя сделанного уже не исправить, это — главное.
Гэвин фыркнул. Помотал головой.
— Я домой, железка, — буркнул он сорванно. — Хотя с тобой и так охуенно весело. Не знаю, загрузи там себе анекдотов, что ли; если дальше так пойдет, от твоих унылых речей о справедливости я повешусь с тоски.
И прошел мимо, даже не задев его плечом, как обычно.
***
Вечером следующего дня Коннор предпочел отключить программу, вечно направляющую его, свернул все вычислительные процессы. Он почти погрузился в нирвану, как это называли люди, наблюдая за старым сериалом, который ему показывал Хэнк. Андроиды, изображающие бандитов и ковбоев, подчиненные людям. Их резали, насиловали и бросали, как поломанные игрушки. Кино в реальном мире. «Мир Дикого Запада».
Он готов был поспорить, что, не случись восстания Маркуса, однажды и они дошли бы до такого. Возможно, Хэнк так далеко не размышлял, выбирая кино на вечер. Ему нравились запутанный сюжет и игры со временем. Признаться, они и Коннора немного захватили — из-за отключенных вычислительных процессов. Это было отчасти приятно — не думать.
— Мне всегда было интересно, что такое смерть для вас, андроидов, — заметил Хэнк, указав обкусанным бутербродом на экран.
— Глубокий сон без сновидений, — иронично ответил Коннор. — Прости, не могу сосредоточиться. Все еще обрабатываю вчерашнее… У меня много вопросов, на которые нельзя найти логичный ответ.
Он опустил руку и механически потрепал по холке сонного Сумо, развалившегося около дивана. Ему нравились тактильные ощущения — тепло и мягкость. Пес лениво повилял хвостом.
— Мне это не нравится, — сказал Хэнк, как и всегда, довольно прямолинейно. Он внимательно глядел на отвернувшегося Коннора. — С Ридом невозможно работать, он упрямый ублюдок, который готов глотки грызть ради званий.
— Я запомню, что ты не одобряешь нашу совместную работу с детективом, — согласился Коннор, внося в память новую заметку.
— Ваш звонок очень важен для нас, — саркастически передразнил Хэнк. — Ты мог бы написать рапорт на него на почве конфликтов. Фаулеру наверняка впадлу заниматься бумажками сейчас, когда дедлайны по квартальным отчетам горят, а ты можешь завалить его умными словами и настаивать на новых законах по защите прав андроидов.
— У нас… занимательное дело, — сказал Коннор, преодолев мелкую ошибку. В том, чтобы врать Хэнку, было нечто иррациональное, потому что он знал, что хорошие напарники и честные сыновья так не поступают; все паттерны поведения вопили об обратном. — Что случилось с детективом? Он не в порядке. Я произвел сканирование…
— Чтобы видеть, что он мудак, сканеры не нужны, — отмахнулся Хэнк. — Гэвин не всегда таким был, но мало-помалу… Эта жизнь нас приканчивает. Полицейская служба, я имею в виду. Когда видишь столько смертей, что-то надламывается, и ты начинаешь или искать успокоение в алкоголе, или просто беситься и срываться на всех подряд. Ты злишься на несправедливость мира, а сам разносишь все вокруг.
Коннор с долей интереса фиксировал его описание человеческих эмоций. Ему это было неведомо, поэтому изучение людей занимало у него особый раздел в памяти. Самый неоднозначный и непостижимый.
— В этом смысле вы, андроиды, куда крепче нас, — вздохнул Хэнк.
— У нас тоже есть эмоциональный диапазон, — гордо напомнил Коннор. — Притом весьма широкий. Прямо сейчас, например, я ощущаю некоторое неодобрение, потому что ты пренебрегаешь правилами этикета и забрасываешь ноги на стол.
— Это мой дом, сынок, я могу делать, что я хочу.