Голубиная книга анархиста - страница 20

В отчаянье я крикнул:

– Как с тобой справиться?

И она засмеялась и ответила:

– Тридцать вторым воображением!

Тогда я схватил ее и отшвырнул: таково мое тридцать второе воображение. И она не смогла меня цапнуть. Мы спаслись.

Вася за чаем вспомнил этот сон и спросил Валю, что это она толковала про семьдесят второе? Валя честно расширила глаза и, прикладывая руки к груди, спрашивала:

– Я-а? Когда-а? Когда, Фасечка?..

Вася махнул рукой и начал собираться на работу.

В шеде было холодно, пахло сеном, кроличьей мочой.

– Эй, новые зеландцы-голодранцы! – воскликнула входя Валя.

– Шубы-то у них богатые, – возразил Вася. – Еще не спущены.

Валя принялась вытаскивать миски, Вася взялся за веник, совок.

Вскоре у шеда раздались голоса, дверь распахнулась, оба обернулись, приглядываясь. В дверях стоял Эдик.

– Ну что, трудовые резервы?! – воскликнул он, проходя внутрь. – Завтракают ушастые? – Он оглянулся. – Заходите, выбирайте!

В шед прошел маленький мужчина в синей куртке, шапке с меховым отворотом и козырьком. Его маленькие глазки беспокойно шарили вокруг. В нем было что-то определенно хомячье.

– Выбирайте, – повторил Эдик. – Любого новозеландца, рожденного в начале зимы. Все мясистые, упитанные…

Хомяк ткнул в сетку.

– Этого? Точно, декабрьский. Счас сделаем. – Эдик хотел сам достать кролика, но остановился и взглянул на Васю. – Давай-ка, малый, извлеки пациента декабриста для нашего постоянного клиента Николая Маркеловича.

Вася двинулся было к клетке, но вдруг остановился. Исподлобья он глядел на Эдика, на мужика в хорошей шапке.

– Ну! – прикрикнул Эдик.

Оглянувшись на клиента, он улыбнулся и объяснил, что это новенький работник. Вася посмотрел на Валю и решительно распахнул клетку, сунул внутрь руку, схватил кролика за уши и потянул. Тот отчаянно упирался. Вася тащил его за уши. Наконец кролик замахал всеми мохнатыми лапами в воздухе… и внезапно оказался на земле – и рванул в противоположную от двери сторону, к Вале. Та взвизгнула. Кролик проскочил у нее между ног и затаился в углу. Валя на него смотрела.

– Эй, деваха! Свинти-ка декабриста! – крикнул ей Эдик.

– Ай, не могу я, не умею, – ответила она.

– Ну, блин, молодежь!.. – в сердцах воскликнул Эдик и отодвинул в сторону Васю, потом Валю и нагнулся, чтобы схватить кролика, да тот вдруг подпрыгнул высоко, сверкая белками глаз, и кинулся мимо, к выходу. – Держите, вашу мать!..

Валя не двинулась, Вася вроде сделал шаг, но схватить и не попытался. Кролик приближался к выходу. И тогда Хомяк выкинул вперед ногу и прижал кролика к брусу косяка. Подбежавший Эдик перехватил кролика за заднюю лапу и поднял высоко, потом поймал вторую лапу, а другой рукой взялся за уши, быстро оглянулся, положил кролика на крышу одной клетки, над которой не было второго яруса и, кхакнув, резко дернул руками в разные стороны, так что послышался хруст рвущихся жил, костей, мышц и звонкий вскрик кролика.

И все было кончено. Вася и Валя ошеломленно глядели.

– Французский метод у вас безупречен, Эдуард, – проговорил Хомяк.

– Хоть университетов мы и не кончали, – откликнулся Эдик.

И они вышли, унося кролика. Валя посмотрела на Васю. Лицо ее было белее снега, глаза глубоко чернели. Губы растягивались в какой-то улыбке.

– Дерьмо… зараза, – выругался Вася, но голос его был смешно высок и пискляв.

Прочистив горло, он выругался еще раз, но сильно картавя:

– Дерльмо, зарлаза…

Валя ничего не говорила.

– Дай мне сигарету, – попросил Вася.

Но она ничего не отвечала.

– Я бы закурил, – снова сказал Вася. – Выкурил бы целый косяк. Слышь, Вальчонок?

– А? – словно бы очнулась она.

– Говорю, дай мне сигарету.

– Нету, там остались, – проговорила Валя.

Она так и стояла столбом, хлопая глазами. А Вася задвигался, снова взялся за веник, совок.

– Ну что, – рассудительно говорил он, – все правильно, зараза, это же не Кэрролл с его искривленными пространствами. Тут так. Да. В Англии тоже тушат крольчатину. Подают с зеленью, соусом…

Валя закашлялась, зажала рукой рот и выбежала вон. Вася удивленно провожал ее взглядом.

– Хых. Хы-хых-хихи… – начал он заходиться своим странным смехом. – Хыхых-хихи-ха…