Голубой трамвай - страница 12
– Ладно… А прикольно это – ходить вот так? Раскрашенной и в парике?
– Это не парик. Это мои волосы, – сказала Майка и отвернулась.
– Да-а? А можно потрогать?
– Нельзя… Тсс! – Майка приложила палец к губам: из тумана послышались какие-то звуки. Ей показалось, что она даже видела вспышку света. – По-моему, он возвращается.
Но никого не было.
– Да что ж такое? – хрипло спросила Майка. – Он что там, забыл про нас?
– Или еще хуже, – добавил Веня.
– Ты о чем?
– Неважно… Я схожу посмотрю, да?
– Я с тобой!
– Не надо. Все-таки… ты у нас дама, да? – спросил Веня. Сделал шаг, другой, оглянулся на Майку и исчез за углом.
– Стой! – крикнула она шепотом. Но Веня не услышал. Или услышал, но проигнорировал.
Майка снова осталась одна.
Вначале она пробовала насвистывать. Выходило не очень, потому что губы все время сползали куда-то набекрень.
Потом стала напевать.
Потом решила: все-таки туман, сырость, и если немножко потанцевать – это будет ничего. Тем более что она клоун.
Потом ей надоело. Или не надоело, а просто туман окутал ее так плотно, что Майка могла только переступать с ноги на ногу, потирать руки и заглядывать за угол дома.
Несколько раз она делала туда шаг, и потом – два назад. Туда маленький шажок, а назад – два больших. Или три.
Наконец шажок застыл и перешел в следующий. Потом – в следующий, и еще в следующий… На цыпочках, как вор, Майка закралась за угол – и сразу нырнула в густую тьму. Свет фонаря не попадал сюда, и она не видела даже своих рук.
Тьма облепила ее так, что было тяжело дышать. Сжав губы, Майка медленно-медленно плыла в ней, держась за стену (та противно мазалась сыростью, но вариантов не было). Глаза никак не могли привыкнуть, и Майка изо всех сил пялилась в черное, чтобы увидеть хоть что-то, кроме плывущих мушек.
Рука тронула то, что могло быть дверью. Ощупав ее, Майка оглянулась (свет фонаря больно кольнул глаза) и хотела постучать. Может, консьержка откроет…
Но передумала. Наткнувшись на ручку, потянула ее и почувствовала, что дверь не заперта.
Майкиных внутренностей, наверно, уже не было. Вместо них был один сплошной туман, и он лип к ней изнутри. Майка старалась не думать ни о чем, кроме того, что сейчас она просто откроет дверь, и…
Вдруг тьму расколола белая молния.
Она обожгла Майкины глаза, и те слепились наглухо, чтобы не сгореть.
Кто-то рядом орал и хватал ее за все подряд. Свет жег сквозь веки, и она защищалась от него руками, вырвав их из чужих рук…
– Да это же просто шут, – услышала она сквозь собственный визг.
Шмыги и молния
Трудно сказать, кто первым перестал кричать – она или тот, другой. И когда Майка поняла, что белая молния – это просто фонарик, бивший в глаза, горло продолжало рваться в крике (хоть не было уже ни сил, ни воздуха).
– Я думал, чур какой-то, – слышалось рядом. – Белый весь, волосы красные…
– Меньше в чуров надо верить!
Голоса были перепуганными и мальчишескими.
Не опуская рук, Майка решилась наконец приоткрыть глаза и глянуть сквозь пальцы.
– Фонарь убери! – прохрипела она, моргая изо всех сил.
Молния метнулась вниз, и Майка увидела две скрюченных фигуры с кляпами во рту. Веня и Иван Артурович!..
– Что вы с ними сделали? – пыталась кричать она, и не выходило – связки не смыкались. – А ну… отпустили их! Отпустили, я сказа…
– Не шуми, – попросили из темноты. Майка повернулась к фонарю и увидела вихрастый силуэт, и рядом еще один. – Шмыги набегут… или нюхачи…
– А эти кто? По панели шатаются, в заброшку лезут, – другой ткнул фонарем в Майку. – Нюхачи и есть!
– Буц их разберет! Ты кто? – спросил ее первый.
– Я шут, – ответила она. (Почему-то ей показалось, что так надо ответить.) – А вы кто?
– Что ты здесь делаешь, шут? Это твои люди?
– Мои, – сказала Майка и закашлялась. – Я… я вам ответила, а вы мне нет. Что это за дела вообще? Что мы вам сделали?
– А… может, они не нюхачи? – неуверенно спросил второй.
– Ну да, слушай их больше… И этого вяжем! – первый показал на Майку.
– Я те ща кээк свяжу-у! – взвыла Майка (откуда-то к ней вернулся голос), размахнулась и черканула ногтями темноту, задев что-то мягкое.
– Ааай! – завопило мягкое. Майкины руки опять кто-то хватал, а она рычала и царапалась как кошка, скрючив пальцы, которые все время били по живому. Дом снова наполнился воплями.