Голубой трамвай - страница 47
Потом вертела головой – вдруг здесь кто-нибудь есть? Может, Жмуль?..
Но об этом было смешно и думать, и она снова тянула, тянула и тянула ногу, шмыгая носом, хоть уже и знала, что все. Приехали.
Вокруг громоздились Резцы, уходя верхушками в никуда. Рядом ревело море. Оно было, как Хаос, о котором ей шептали девчонки (а им так же шептали бабки и прабабки, которые не видели его, но знали стариков, которые видели).
Чуть усилятся волны – и…
– Помогите, – тихо позвала Мо.
Тихо – потому что стыдно кричать про такое.
И еще потому, что Мо знала: на помощь никто не придет.
И еще… но об этом было нельзя. (Она даже прикрыла рот рукой.)
Где-то сбоку, на краю зрения, мелькнуло белое – то ли снег слетел со скалы, то ли просто снежинка угодила в глаз, то ли…
– Помогите! – крикнула она втрое громче.
Крик вырвался из нее неожиданно и оглушил ее, как удар.
Тело окаменело – превратилось в ледяной валун; до слез, до тошноты хотелось оглянуться, но валуны не умеют оглядываться, и Мо уперлась застывшим взглядом вниз, в каменные бока, присыпанные снегом.
Потом не выдержала и оглянулась.
Там, где мелькнуло белое, теперь маячил силуэт.
Или нет – не просто маячил, а рос, сгущаясь из снежинок. Ко мне идет, поняла Мо.
По телу разлилась стужа: у силуэта была густая снежная борода…
– Ну вот опять, – услышала Мо. – Почему тебя все время несет ко мне?
Белодед
– То мальчишки, то ты… Зачастили, – ворчала борода, подходя к ней. – Э, да ты опять вся синяя. Застряла?
Мо не могла говорить. Она не могла даже двигаться и дышать, и могла только смотреть.
– Да не бойся меня, не бойся. Охохо…
Он нагнулся туда, где застряла ее нога. Окаменев, Мо пялилась на спину, одетую в обычную… хотя нет, не обычную (в Вольнике таких не носят), а просто в человеческую куртку. Пятнистую, буро-зеленую, как валуны. А не в водоросли и не в… что там должны носить эти?..
– Ну! – окликнули ее снизу. – Я же толкаю!
Вздрогнув, Мо стала изо всех сил тянуть ногу. «Это ведь Он. Ему и валун нипочем. И скала, и туча со снегом» – думала она и рвала, рвала ногу из ловушки, выбивая болью страх.
– Ох. Не могу, – выдохнул Он, – и в этот момент ее ногой будто выстрелили из рогатки, и сама Мо вылетела оттуда, как снаряд. Серое небо перекувыркнулось, Резцы мелькнули вверх тормашками и застыли.
– Не ушиблась?
Мо ушиблась, но не в этом было дело.
– Ты кто? – спросила она, лежа на камнях. (Хоть и знала, кто это.)
– Кто-кто…
Он подал ей руку. Помедлив, Мо взялась за нее и с трудом встала. Рука была теплой, почти горячей.
– Ну?
Смешливые глазки буравили ее из-под капюшона. Толстого, со странными застежками – таких Мо тоже не видела…
– Кто ты? – упрямо повторила она.
– Вот любопытная какая. Ладно, можешь звать меня… скажем, Отшельником.
Ага, конечно. Отшельником.
– Ты же Белодед, – с упреком сказала Мо.
– Как? Белодед?.. Ахахаха! – Он расхохотался, вспугнув снежинки (те разлетелись, как стайка букашек). – Ахаха… ты зачем сюда ходишь, а? По-моему, не лучшее место для игр.
– Вот, – Мо достала брызгунчик.
– Что «вот»? – Белодед нахмурился.
– Вот, – повторила Мо тоном ниже. – Эти штуки.
И вдруг поняла, что не чувствует левой ноги.
– Так, – сказал Он. – И к чему тебе эти штуки?
На этот вопрос было совсем не так просто ответить, – тем более, что Мо думала про ногу.
– Они только тут валяются, больше нигде нет, – она повела рукой, показывая на бухту, и добавила: – За них две учбанские ленты дают.
– Как? Две учбанские? – переспросил Белодед. – Ахахахаха!..
Мо попятилась.
– Ахаха… Бусы белых людей… – Он хохотал и бормотал какую-то нелепицу, а Мо леденела от его хохота сильней, чем от ветра на Пустоши. – Да ты совсем синяя. По-моему, тебе пора домой.
– У меня… – сказала Мо и посмотрела на ногу. Та была без ботинка – прямо голым носком в снегу.
Белодед присвистнул:
– Фью-ю… – и повернулся к валуну. – Понимаешь… Я не уверен, что смогу…
Ага. Не уверен он. Мо иронически прищурилась.
– Ладно. А ну-ка, ну-ка… Ииииых…
Он уперся в валун и закряхтел. Мо стояла на одной ноге и пыталась шевелить другой.
– Ииииы… ыыы… ых! – борода вдруг резко подалась вперед. Валун сдвинулся и медленно, с треском и скрежетом откатился к морю. – Охохонюшки. Смотри, что получилось.