Голубые рельсы - страница 13
— Да, поговорить, надо отметить, я не прочь. Таким уж мама родила.
И в эту минуту за окном раздались возбужденные голоса.
В дверь не вошли, а вломились соседки путеукладчиков. Одна из них держала в руке толстый кусок шланга.
— А! И товарищ начальник здесь! Вот и хорошо.
— Здравствуйте! — крикнула та, которая была со шлангом.
— Здравствуйте, товарищи, — сказал Толька. — Проходите, присаживайтесь.
Гвалт поднялся невообразимый. Толька с удивлением оглядел девчат: что такое, мол, случилось? Иннокентий Кузьмич попросил, чтобы говорил кто-нибудь один, а то ничего невозможно понять. Толька, как бы невзначай, перешел к открытому окну.
— Там такая вонища, такая вонища! — кричала девушка со шлангом. — А хорька нам этот ненормальный Груздев подсунул, больше некому! Мы точно знаем, потому что он сегодня на работе его поймал!..
— Кого подсунул?.. — не понял начальник управления.
— Хорька! Такого вонючего!
Иннокентий Кузьмич как бы поперхнулся, потом сделал строгое лицо, глянул на Тольку:
— Ну, держи ответ, Груздев.
— Какая чепуха! Какая гнусная чепуха! — с возмущением сказал Толька. — Я развлекался в клубе после трудового дня, потом пришел сюда, чтобы продолжить свое образование. Хорек, очевидно, сам забрался к вам в вагончик, девчата! За действия этого несознательного зверя я, знаете, отвечать не могу.
— Из сотни вагончиков он почему-то только наш выбрал!.. Девочки, да что с ним разговаривать! Отлупим!..
Оттолкнув Иннокентия Кузьмича, девичья орава полезла на Тольку.
— Опомнитесь! Настоящий преступник где-то сидит и хихикает! — крикнул Толька и с необыкновенным проворством вылез в окно.
Гравий больно впился ему в ноги. Только теперь он обнаружил, что выскочил в одних носках. Скрываться бегством было невозможно, пришлось залезть под вагончик.
Но его никто не собирался преследовать.
— Убежал — значит, он! — послышалось сверху.
— Это не доказательство! — крикнул из-под вагончика Толька. — Чисто женская логика!
— У нас один такой на стройке, всех девушек терроризирует!
— Примите меры, Иннокентий Кузьмич!
Ноги сводила ледяная вода. Он вспомнил, что вся обувь стоит в тамбуре, и с великой осторожностью вылез из своего укрытия.
Дверь вагончика была распахнута, и в тамбур падал яркий квадрат света. Только он поставил на ступеньку ногу, в дверях появился начальник управления. Он не то сморщился, не то улыбнулся. Обернувшись, громко сказал:
— Хорошо, хорошо, девчата, я приму к Груздеву строжайшие меры! — И с этими словами захлопнул дверь, придавив ее спиною. — И вправду ведь отлупят… Беги!
— Так я ж босой…
— А!.. Тогда лезь на крышу. Да живее же! Обожди, подсажу…
IV
Из Москвы ехали уже несколько дней. За окном мелькала забайкальская тайга. Стволы мачтовых сосен, кедрачей и пихт при быстрой езде образовывали бесконечный, без просвета, бревенчатый бастион.
В штабном вагоне сутолока. Входят с делом и без дела. И все к Дмитрию Янакову:
— Командир, среди эстонцев есть неплохие плотники. Сколачивается бригада.
— Добро, Индрек. Подготовь список, покажи представителю управления… Кажется, стоящая идея, комиссар. — Дмитрий повернулся к Любе, комиссару. Она проверяла перед выпуском листок «Комсомольского прожектора». — Здесь же, в пути, сколотить бригады, чтобы не заниматься этим в Дивном. Как?
— Недурно. У тебя светлая голова в прямом и переносном смысле. Сейчас же набросаю текст и объявлю по радио.
— Командир, а я вальщиком в Закарпатье робил. И среди наших хлопцив вальщики есть: Павло Стукало, Иван Драч…
— Действуй, Богдан. На просеке работать будете.
К двум часам понемногу разошлись — обед. Провожая парней взглядом, Дмитрий сказал Любе:
— Ты не находишь, что форма у бойцов… как-то не продумана?
— Отчего же? — Люба удивленно оглядела свою форму защитного цвета, куртку и брюки, и такую же форму Дмитрия. — Не стесняет движения. Удобно, практично.
— Я не про то. Смахивает на полевую солдатскую хэбэ. Серенько, скучно. Может, розовый платок под воротник?
— Излишества, пустое. Мы, между прочим, те же солдаты, а БАМ — тот же фронт, только мирный.
— Не завидую твоему будущему мужу.
— Прекрати дурацкий разговор! Мы на БАМ едем работать.