Голубые столбы Тиэлии - страница 41

Тут пришел черед заинтересоваться Тосе.

— Хозяйка Медной горы? — переспросила она. — Кто это?

— Люди сказывают, голубушка, а один писатель и книжку про это сочинил, что годков сто с лишним тому назад жил на Урале мастер Данила. Резчиком он был по камню. Хорошим был мастером. Выходили из-под его рук замечательные вещи. И вот однажды захотелось ему вырезать из камня вазу в виде цветка. Но никак у него не получалось того, что он хотел. И пошел Данила на гору, чтобы выбрать там камень для вазы по своей душе. Там-то и встретился с Хозяйкой Медной горы, которая владела всем добром, что в огромной горе.спрятано. Приглянулся Данила-мастер Хозяйке. Она ему и предложила: иди, мол, ко мне в мастера. Будет у тебя тогда и камень подходящий, и мастерству здесь подучишься. Очень хотелось Даниле сделать эту проклятую вазу, он и согласился. Отправился, значит, с вольной волюшки в эту каменную тюрьму. А на воле-то у него невеста была. Очень его любила. Все родные как есть думали, что погиб Данила. Одна она не верила. И пошла она как-то в гору, разыскала Хозяйку и говорит ей: отдавай, мол, такая-сякая, моего Данилу! А Хозяйка умной женщиной была. Отвечает она Даниловой зазнобе: давай у самого Данилы спросим. Думала ее медная голова, что Данила ее камней бросить не сможет. А сердечко-то у мастера живое было, не каменное. Увидел он свою Катерину, и не стало ему надобно ни вазы красивой, ни малахиту зеленого. Все бросил, пошел вслед за девушкой на чистый воздух, к ромашкам незатейливым...

Задумалась Тоса. Очнувшись, проговорила:

— Вы, земляне, — непонятные существа. Бросил работу, потерял в мастерстве, соблазнился на ромашки. У нас так не бывает.

— Эх, Тосенька, — сказала Евдокия Петровна. — Вот умные вы вроде бы люди, а совсем еще глупые. Может, в этой ромашке-то и есть самое настоящее счастье. Ради чего вы огород городите, от звезды к звезде мечетесь? Неужто не ради счастья одного человека, пусть даже самого маленького? А может, оно, это счастье, не в кораблях ваших да могуществе, а в спокойном сердце да обычной любви!

— Не знаю, не знаю, Евдокия, — наморщила лоб Тоса. — ('мутила ты меня своей философией. Не могу я ее понять до конца, до самой ее глубины.

— .А чего тут, Тосенька, понимать-то? Вот, скажем, предложили тебе: выбирай, мол, между дочерью и твоим научным трудом. Что бы ты на это сказала? Неужто навсегда выкинула бы из сердца Тую?!

— Нет! — горячо воскликнула Тоса и закрыла пылающее лицо руками.

— То-то, милая! — наставительно произнесла Евдокия. — Теперь, может быть, поймешь ты и Данилу-мастера, и простую ромашку под солнышком.

— Ах, Евдокия, давно так не волновалась моя душа! Как долго цвел в ней каменный цветок!

— Да, Тосенька, сейчас бы тебе на ромашечки посмотреть, свежим воздухом подышать... уловила удобный момент бабушка Дуня. — А собирайся-ка, голубушка, пойдем прогуляемся, на флору твою полюбуемся...

Вообще-то Тоса не любила менять распорядок дня, который она продумывала еще с вечера. Но этот разговор действительно разрушил в ее сердце что-то. И она, махнув рукой, неуверенно ответила хитрой подружке:

— Пойдем, что ли... Давненько я из Колонии не выходила.

— Вот и хорошо, Тосенька, — обрадовалась баба Дуня. — Собирайся. А я пока до дома добегу, корзиночку возьму, может, цветочков насобираем...

Из Колонии старушки вышли беспрепятственно. Никто не осмелился остановить подозрительную землянку, которую сопровождала Почтенная Тоса. За пределами Колонии Евдокия Петровна немного сникла.

— А где же мы, Тосенька, на цветочки смотреть будем? Кругом одни каменные горы, будь они неладны.

— Мы с тобой, Дуня, сейчас на мигоплане заскочим на такие горные луга, что ты у меня пальчики оближешь, — пообещала Тоса скисшей подруге.

Тиэлянка влезла в миниатюрный мигоплан и поманила за собой Семину. Через пару-тройку минут поклонницы земной флоры уже бродили по роскошному лугу. Евдокия Петровна ходила сосредоточенно среди буйной растительности, осматривала каждую травинку, цветочек и что-то бормотала себе под нос.

— Что ты, Дунюшка, там ищешь? Не клад ли? — поинтересовалась Тоса.