Горб Аполлона - страница 39

За мой короткий визит мне пришлось самому убедиться, что страстно–невольные порывы Эвелины, Сашиной летающей тарелки, танцами и картинами не ограничивались. Вот посмотрите, какая я! Посмотрите! Посмотрите! Независимо от аудитории ей всегда хочется привлечь всё внимание к себе, не соизмеряя размера страстей, не видя последствий. И сколько эмоций она вкладывает в пустые рассуждения, в пустые доказательства своей правоты, как будто всё хочет убедиться, что она есть, чтобы все это знали и оценили бы её.

Как я на себе заметил, она бессознательно, с иезуитским искусством может «достать «из людей самые неприятные стороны, вывести их из состояния равновесия и оставить в душе другого неприятное чувство. Зачем? Может быть, для того, чтобы показать, что она лучше других? Скорее всего просто без всякого осознания своих поступков.

— Моя бабушка была настоящая христианка. Сейчас таких нет. Таких добрых людей, настоящих христиан давно уже нет! Только моя бабушка! — с этими словами обратилась она ко мне, устремив на меня свой настойчивый взгляд. Несколько секунд она смотрит в упор. Я молчу и не отвечаю, но она настырно допытывает меня:

— Кто вы думаете, кто настоящий христианин?

Я чувствую, что ничего доброго не обещают её слова, и не знаю, как от неё отвязаться. Понимая, что она испытывает моё терпение, решил не произносить ни слова, будто не слышу её вопросов.

— Эвелина, отстань от Виктора! — говорит Саша, но она без всякого внимания на его слова навязчиво повторяет:

— Ну разве вокруг нас, в нашем окружении, есть кто— либо настоящий христианин? Добрый и достойный! Только моя бабушка, и никто не может с ней сравнится. Нет никого вокруг равного моей родной бабушке. Только моя бабушка добрая, настоящая христианка!

И нагнетает и нагнетает… Не замечая, что рядом с ней замечательно — талантливый и добрый Саша. И хочется сказать гадость и ей, и её бабушке. Я уже было хотел сказать: «А не пошла бы ты, Эвелина, к… своей бабушке!» Но она побежала куда‑то наверх за портретом бабушки, не дождавшись моего раздражения, которое я про себя произнёс.

— Эвелина, оставь Виктора в покое! — сказал Саша, когда она принесла альбом с фотографиями. — Индейцы племени Мням при помощи определённых обрядов пытаются превратиться в своих предков. Может, и ты сделаешь такую попытку?

— Все вы одинаковые… эгоисты. Я совсем забыла, что мужчины ничем не интересуются, кроме самих себя.

И Саша примирительно, будто соглашаясь с ней, спокойно говорит:

— И потому мы не хотим смотреть на твою бабушку, а лучше пойдём смотреть на океан и будем дышать свежим воздухом Тихого океана.

Этим закончился разговор о бабушке.

Но как продолжение «бабушки» возник разговор о «дедушках» в тот же вечер в одной из квартир Приморского бульвара.

Была шумная русско–говорящая обстановка, я почти никого не знал, но остальные люди встречались не в первый раз и бурно обсуждали: как и чем мы, русские, отличаемся от американцев. Не берусь описывать, какие были снисходительно–иронические оценки и рассуждения. Эта тема — «Американцы и мы», как я в дальнейшем увидел, — неотъемлемая часть русского застолья в Америке. Потом перешли к противоречиям между внешностью и внутреннем состоянием отдельных людей. Дошли и до обсуждения несоответствия между манерой поведения человека на сцене и дома. Один художник, довольно успешный и умный, как мне сказал Саша, сочно показывал поведение и слова человека в домашней обстановке и на трибуне. Как соблюдается «политическая корректность», как женщины обвиняют мужчин в приставании. Все весело смеялись, особенно после его рассказа о чрезмерных поступках феминисток. «Без запрета нет соблазна», — произнёс художник, и вдруг Эвелина ни сто ни с сего с пафосом и укоризненно заявляет: «А вот мужчины не способны воспитывать детей, они слишком заняты собой, а на детей у них нет времени». Кто‑то пытается возразить:

— Ну ладно, Эвелина, не нужно приписывать все пороки исключительно мужскому полу.

— Вы приписываете женщинам всякие глупости, а я считаю, что мужчины заботятся только о себе, у них нет самопожертвования! Мужчины не понимают, что такое во— спи–тание! Только редкие из мужчин могут это понять, как например, скрипач…