Горькая правда - страница 20
— В конце одного из ваших романов два студента надираются после выпускных экзаменов.
— В "Молодо-зелено", — Адриан смеется, вспоминая этот эпизод. — Да, это мы. Я как раз вышел из дверей студенческого союза и посреди кампуса увидел выписывающего кренделя Сэма с бутылкой в руках — это он искал меня. Мы пили с полудня, но потом почему-то расстались, а тут он заметил меня, засиял от радости, стал махать рукой и побежал навстречу. Но его так развезло, что мозг его решительно отказывался передать нужную команду ногам. Вместо того чтобы нести его ко мне, они понесли его в обратную сторону, и он стал бежать пятясь. Мне видно было его лицо, на котором появилось выражение удивления и тревоги, словно его влекла какая-то невидимая сила, но чем пуще он старался бежать ко мне, тем сильнее его влекло назад, пока наконец он не потерял равновесие и не повалился спиной на цветочную клумбу. Ничего смешнее я в жизни не видел. — Адриан снова расхохотался. — По крайней мере так мне тогда казалось, — прибавил он, заметив, что Фанни не слишком веселится.
— Да, в книге это смешно, — соглашается она, — но и грустно тоже. Герой догадывается, что это… вроде…
— Дурного предвестия.
— Да. Образ будущего отдаления друг от друга.
— Преимущество ретроспективы, — соглашается Адриан. — Тогда я этого не ощущал.
— Но ведь так и получилось? У вас с Сэмом Шарпом?
— Это неизбежно. Столь беззаветно дружат только в юности. Взрослые так дружить не могут. Жизнь разводит людей: у каждого своя карьера, потом — жена, дети…
— Вы хотите сказать, что в колледже в ваших отношениях был некий гомосексуальный привкус?
— Ни боже мой! — в сердцах бросает Адриан.
— Я не имею в виду реальный физический контакт, — поясняет Фанни, — а некое бессознательное гомоэротическое влечение?
— Ничего похожего.
— Почему само это предположение так вас возмущает?
— Чую фрейдистский капкан: "да" — это "да", а "нет" — запирательство с моей стороны, — поясняет Адриан. — Вы попали пальцем в небо. Мы оба почти все время были влюблены в Элли.
— Элли?
— Мою жену, — коротко бросает Адриан. И явно тотчас жалеет о том, что произнес ее имя.
— А, понятно, — оживляется Фанни. — Понятно! Значит, ваша жена — это героиня "Молодо-зелено", как ее зовут в романе — Феона?
— Нет, нет, Элинор — человек совсем иного склада, — говорит Адриан.
— Но ее отношения с вами и Сэмом были те же, что и у Феоны с двумя молодыми людьми в романе?
— До известной степени, — признает Адриан.
— В книге они некоторое время делят Феону в прямом смысле слова — она спит с обоими.
— Послушайте, я предпочел бы оставить эту тему, с вашего разрешения, — отрезает Адриан.
— А я было поняла, что беседа должна идти как идет, своим ходом, — напоминает Фанни.
— Да, когда дело касается меня. Но не Элли.
— Так что, спала она с вами обоими?
— Я ничего такого не говорил.
— Вы бы так не всполошились, если бы этого не было.
Адриан молчит некоторое время, словно думает, говорить ли что-либо еще или не стоит.
— Нет, извините, — бросает он наконец и качает головой.
— Не для записи, — просит Фанни. Она протягивает руку и выключает магнитофон.
— Зачем это вам, если не для записи?
— Я вам сказала — у меня не только профессиональный интерес.
— Откуда я знаю, можно ли вам доверять?
— Но я же доверилась вам, когда пошла в сауну, — напоминает Фанни. — А мне откуда было знать?
Адриан колеблется несколько мгновений. Потом говорит:
— Ладно, я вам расскажу. Но уж это никак не для записи.
— Не для записи, — подтверждает она и, согнув под халатом ноги в коленях, устраивается, как ребенок, который приготовился слушать сказку.
— На втором курсе мы с Сэмом написали пьеску для театрального кружка, и Элли пришла на прослушивание. Мы сразу влюбились по уши, и она тоже к нам прониклась. К обоим. Нам с Сэмом не хотелось разбегаться из-за нее, и мы приспособились ходить повсюду втроем. Ребята из нашей компании никак не могли взять в толк, что там у нас происходит. А нам доставляло удовольствие водить их за нос.
— А что было на самом деле?
— В сексуальном смысле — ничего. Мы часто сидели втроем, покуривали план, иногда дело доходило до объятий а trois, и не более того. Потом однажды Сэма вызвали домой — отец серьезно заболел. Мы с Элли впервые остались вдвоем. Как-то вечером нас здорово расслабило после какой-то очень хорошей травки, и мы в конце концов оказались в моей постели. Когда Сэм вернулся — его отец поправился, — мы чувствовали, что должны признаться. Он дико разозлился. Обвинял нас в предательстве, в том, что мы порушили чудесные, редкостные отношения, которые связывали нас троих. Мы с Элли пытались сказать, что ничего не планировали и все получилось само собой. Но он не желал ничего слушать. Пока…