Горькая правда - страница 21
— Пока Элли не предложила переспать с ним тоже, — догадывается Фанни.
— Да. Она сказала, что тогда все снова будет по-честному. Никогда не забуду выражения лица Сэма, когда она это сказала… Мы оба просто онемели от изумления, честно говоря. Это показалось нам чем-то невероятно великодушным. Показалось, что одним ударом мы покончим с ревностью, собственничеством. То были 6о-е, мы, знаете ли, воображали, что перекраиваем сексуальные отношения человечества. Поэтому на следующий вечер я испарился, а Элли отправилась в постель с Сэмом. Я с ним потом никогда об этом не говорил. А мы снова стали добродетельной платонической троицей. Но, конечно, по-старому уже не получалось. Мы съели запретный плод или по крайней мере отъели от него изрядный кус. В конце концов Элли пришлось выбирать между нами.
— В книге девушка спит с обоими довольно долго, — замечает Фанни.
— Это все выдумки, — объясняет Адриан. — В литературе всегда больше секса, чем в жизни, вы никогда не обращали внимания? Как бы то ни было, после всяческих разочарований, неудачных экспериментов с другими молодыми людьми и тому подобного, Элли предпочла меня. В романе она, разумеется, не выходит замуж ни за того, ни за другого, и каждый идет своей дорогой.
Фанни молчит — а вдруг Адриан скажет что-нибудь еще? Но он ничего больше не говорит.
— Это было потрясающе. Спасибо.
— Теперь я думаю, вы тоже должны рассказать о себе что-нибудь очень… личное, — просит он.
— Почему?
— Справедливости ради.
— Ладно, — соглашается она. — Что бы вы хотели услышать?
— Ну… о вашей татуировке.
Фанни вроде бы смущается.
— О моей бабочке?
— Я не мог не заметить ее, когда… — Он машет в сторону сауны. — Вы сделали ее ради девушки из пригорода, которая все еще живет у вас в душе и порой рвется наружу?
— Нет, я сделала ее, чтобы угодить моему бойфренду.
— Крайтону?
— Нет, что вы! Это же было сто лет назад! Сразу после школы, перед университетом. В тот год я немного тронулась мозгами из-за одного парня. Рок-музыканта. С головы до пят в татуировках. Он все время наезжал на меня — хотел, чтобы я тоже сделала татуировку, и я так помешалась на нем, что согласилась. Надоела она мне до чертиков! В том смысле, что летом из-за нее платье без рукавов не наденешь.
— А, по-моему, очаровательно. Словно бабочка только что порхнула к вам на плечо.
— К сожалению, у нее в узоре крыльев — инициалы Брюса.
— Я не разглядел.
— Стоит кому-нибудь на вечеринке их заметить, и от этой темы уже не отвертеться.
— Да, понимаю, это, наверное, надоедает. А ее нельзя вывести?
— Только путем пересадки кожи. — Она стягивает халат с плеча и косится на татуировку. — Ничуть не побледнела. На всю жизнь заклеймил меня, дурень чертов.
Адриан подходит к Фанни, чтобы рассмотреть татуировку.
— Б. Б., — читает он.
— Брюс Бакстер.
— Больно было?
— Ужас!
— А сейчас?
— Совсем ничего не чувствую.
— А знаете, прелестный узор, — Адриан ведет пальцем по контуру татуировки.
Он касается Фанни впервые, если не считать официального рукопожатия при знакомстве, и в этом прикосновении есть что-то интимное, почти эротическое. Оба явно ощущают, что подошли к опасной черте: они застывают на месте, уподобившись фигурам на античном фризе. Палец все еще лежит на плече Фанни, словно Адриан, как лепидоптеролог, с увлечением изучает интересный образец. Взгляд Фанни прикован к пальцу Адриана. Ни он, ни она не прерывают молчания. Его прерывает Элинор.
— Я вам помешала? — бросает она с порога кухни.
Адриан круто поворачивается и отскакивает от шезлонга. Фанни натягивает на плечо халат и встает.
— Элли! — восклицает Адриан. — Ты так рано. Я не слышал, как подъехала машина.
— Она заглохла у деревни. Я пошла пешком через поле.
— Это Фанни Таррант.
— Я догадалась, — говорит Элинор.
— Привет, — произносит Фанни, но Элинор даже не смотрит на нее.
— А мы как раз из сауны, — лепечет Адриан.
— Как мило, — сухо замечает Элинор.
— А что с машиной?
— Не знаю. Наверное, бензин кончился.
Фанни едва сдерживает смех. Адриан ловит ее взгляд и тоже улыбается.
— Я что, сказала что-то смешное?
— Нет, просто… неважно.
— Я лучше пойду оденусь, — говорит Фанни, — извините. — И выходит в кухонную дверь.