Горький-политик - страница 21
1. «Слышишь голос общества? Это беспрерывное гудение голосов, но если ты попробуешь различить отдельные звуки, ты услышишь голоса нетерпеливые, раздраженные, наслаждающиеся без радости, властные, но бессильные, бесцельно сквернословящие. А если ты посмотришь в глаза людей, то увидишь в них, у веселых и грустных, у богатых и бедных, ужас и страх преследуемого животного. Посмотри, как они спешат, толкаются, натыкаются друг на друга, торгуются. Кажется, каждый к чему-то идет. Но где те, кто любит, и почему они защищаются друг от друга и борются друг с другом?»[105]
2. «Как кто-то двигает рычагом или нажимает на кнопку механизма, чтобы получить ожидаемый результат, который неизбежно повлекут его действия, хотя он и не знает, почему и как он получает этот результат: он только воспроизводит привычные действия. Так поступает и человек в обществе: есть условные движения, и он воспроизводит их, как находит ноты на клавиатуре фортепиано. Его условные действия соединяются условным образом в сложные события: на фортепиано он играет не свою мелодию, а фразы, продиктованные другими»[106].
Можно также упомянуть произведение Э. Бойне «Город», где он пишет о «разложении», присутствующем «в этом подобии вещей, учреждений, людей, которые не имеют реального существования, а являются лишь видимостями»[107]. Теперь сравним эти три отрывка с тем, что пишет А.М. Горький в «Городе желтого дьявола» про жителей Нью-Йорка: «Лица людей неподвижно спокойны – должно быть, никто из них не чувствует несчастья быть рабом жизни, пищей города-чудовища. В печальном самомнении они считают себя хозяевами своей судьбы – в глазах у них, порою, светится сознание своей независимости, но, видимо, им непонятно, что это только независимость топора в руке плотника, молотка в руке кузнеца, кирпича в руках невидимого каменщика, который, хитро усмехаясь, строит для всех одну огромную, но тесную тюрьму. Есть много энергичных лиц, но на каждом лице прежде всего видишь зубы. Свободы внутренней, свободы духа – не светится в глазах людей»[108].
Все четыре писателя определяют и описывают сходным образом отчуждение, господствующее в индустриальном обществе, фетишизацию денег и товаров, демонстрируют ясное осознание механизмов, перемалывающих человека в мире, где максимальная зависимость признается апогеем свободы. Читая эти строки, нельзя не вспомнить о философах Франкфуртской школы и, в частности, об «одномерном человеке» Г. Маркузе.
Легко увидеть связь между тем, что пишут писатели, принадлежащие двум европейским странам со слабой демократической структурой. Сходным образом они ощущают разрыв сознания, кризис ценностей, обессмысливание современной жизни, выражая существенные черты европейского интеллектуального кризиса. Следовательно, сходные ощущения перед лицом одного и того же явления характерны для писателей, принадлежащих к более отсталым странам Европы, чем, например, Франция или Великобритания, которые находят различные возможности выхода из кризиса. Горький видел единственный путь выхода из кризиса и возвращения человеку его приоритета в мире ценностей в теориях Богданова. В письме А. Богданову в 1908 г. он пишет: «Вам суждено историей положить первые камни фундамента […] философии будущего, той философии, коя не только миропонимание, но именно ощущение связи с миром, той философии, которая должна возвратить человека на его место – в центр процесса жизни, должна гармонировать его – изменить физически»[109].
Другой аспект, свидетельствующий об отдаленности Горького от марксизма, состоит в неточном употреблении терминологии, показывающем его полное нежелание рассуждать, используя понятия классовой борьбы. «Возможно, в американских очерках проявилось яснее, чем где-либо, что Горький на этом этапе был в целом по природе гуманистом, а не марксистом, так как его скорее занимало «духовное» наполнение понятий «филистинизм», «культура», «народ» и т. д., чем более точные исторически и экономически категории «пролетариат», «буржуазия» и др.»[110]
Действительно, жители Нью-Йорка предстают как аморфная масса, безымянная и безликая, и здесь уместно напомнить о критическом замечании Д. Философова, сделанном еще в 1907 г.: «[…] он бессознательно гораздо больше верит в человека, чем в класс»