Город над крышами - страница 12
«ИгроMan» спрашивал, прошел ли кто-то «Золотой квест» до конца и правда ли, что в конце ты как бы восстанавливаешь погибший мир. Тот же Гизмо ему отвечал: «Там ближе к концу такие завороты идут, что уже фиг разберешь. Реально мозг набекрень. Я вот, как компас исчез, потыкался, потыкался и бросил. Идти некуда. Там, типа, надо шестое чувство воспитывать. Но это уже совсем, наверное, близко к концу».
«Жесть и хардкор, — писал „Люцифер“. — Уж на что я хардкорщик, но бросил эту хрень после шестого храма. Сомневаюсь, что кто-то прошел реально. Чем-то, конечно, цепляет, но поделка, по большому счету, кустарная».
«А казуальщина чем лучше? — спорил „ЯБТ86“. — Игры должны быть направлены на упорное достижение результата. Детский сад!»
«По словам одного чувака, которого я знал близко, — делился мнением „Кактус36“, — в конце, когда находишь последний храм, от него, значит, идут ступени к городу в небе… Купола, лучи солнца и все такое. В общем, офигенская красота! Только мой чувак с крыши навернулся после этого».
О-па.
Берсенев не поверил и прочитал последний комментарий повторно. Вот и одно из подтверждений! С крыши. Навернулся с крыши.
Жалко, запись была анонимная.
Но вполне возможно, что и Аня Поспелова, и Дима Лиховцев, и прочие ребята попали в психологическую ловушку — стали считать квестовое окружение более реальным, чем существующее на самом деле. Тайна, сказка, загадочная цивилизация. А тут уже и город в облаках, только шагни. И — хлоп!
Так, надо все же с котиком, с Коти этим поговорить. Чем он, собственно, руководствовался. Про детей ему…
В такси, везущем его на улицу Голубева, Берсенев задремал.
Какое-то время во сне ему виделось продолжение поездки — утекали назад тротуары, дома, пешеходы, витрины под маркизами. Но потом неожиданно в строгий городской пейзаж стали вклиниваться участки разрушенных стен, испещренные непонятными символами. Они всплывали то там, то тут, белели за стеклами, подменяли бордюрные камни, барашками взрезали оцинкованные крыши. Они множились, наслаивались друг на друга, они, будто тесто, вспухали то в сквере, то на детской площадке, занимая все большее пространство.
А затем впереди и справа вдруг посыпался, брызнул кладкой дом, и сквозь него, вся в дожде из пыли и штукатурки, потянулась к небу древняя колоннада, изрезанная фигурками животных и людей.
Она росла все выше, проламывая перекрытия и сбрасывая с себя как одежду остатки стен в голубых и желтых обоях, сыпала мебелью и кафельной плиткой. Раскрошился и осел фундамент. Участок тротуара перед домом провалился куда-то вниз, трещины зазмеились по асфальту, который нарывом вдруг вспух под передним колесом.
Бум-м!
Берсенева потрясли за плечо.
— Приехали.
— Куда?
— Как сказали, Голубева, двенадцать, — сказал водитель.
Берсенев потер лицо, окончательно просыпаясь, расплатился и выбрался из автомобиля.
Дом оказался большой, с арочными подъездами, с квадратными полуколоннами по фасаду и с широким проходом во внутренний двор. То ли бывший дворянский, то ли бывший купеческий особняк. С одной стороны его подпирал новострой, металл и зеркальное стекло, облицовка под мрамор. С другой стороны темнело узкое каменное горло переулка.
Берсенев медленно пошел в обход, изучая вывески.
Ян Коти обосновался в угловом помещении, три истертые ступеньки вели вниз, к массивной двери, сбоку, на наличнике, прилепилось переговорное устройство.
Берсенев спустился и нажал на кнопку.
— Да? — тут же отозвалось устройство.
Голос ответившего подхрипывал и был нетерпелив.
— Я Берсенев, Александр Степанович, следователь, — представился Берсенев. — Если вы Ян Коти, то мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
— Вам придется надеть визор, — сказал Коти. — Входите.
Щелкнул замок. Берсенев потянул визор из кармана, но надевать не стал. Вообще, с какой стати? Он все-таки…
Дверь бесшумно открылась в глухой тамбур, пространство метр на метр, с трех сторон заложенное кирпичами.
— Это шутка? — крикнул Берсенев, безуспешно толкнув стенку напротив.
— Визор, — напомнили ему из-под потолка.
— А без визора?
— Извините, но никак, долго объяснять.