Город туманов - страница 84
Он все время прокручивал в памяти слова старика: «Рой, рой, рой…»
И тут его осенило: почему бы не истолковать это слово в его прямом значении? «Рыть… штыковой или совковой лопатой?» А рыть в таком случае следовало под гермой, и он решил, что займется этим при первой же представившейся возможности.
Глава XXIII
Северная печурка и письмо мертвеца
В ту ночь Хейзл никак не могла уснуть. Быть может, потому, что днем сделала некоторые наблюдения. Вечера становились холодными, и перед ужином она поднялась в комнату господина Натаниэля, чтобы развести в ней очаг. Там она обнаружила вдову и одну из ее служанок, которые, к удивлению девушки, принесли с чердака старую чугунную печурку, ею многие годы никто не пользовался, ибо в Доримаре предпочитали камины. Вдова привезла эту печку на ферму вместе со своим приданым, поскольку ее мать была родом с далекого севера.
Заметив удивление на лице Хейзл, вдова невозмутимо сказала:
— Дрова отсырели, и я подумала, что так нашему гостю будет уютнее.
Однако Хейзл знала, что дрова не могли отсыреть, поскольку дождей давно не было. И она заподозрила неладное.
Хейзл по своей природе была очень гостеприимна, и о гостях пеклась больше, чем о самой себе.
Между тем господин Натаниэль, несколько озадаченный иноземным прибором, обогревавшим его комнату, забрался в постель. Но свечу погасил не сразу.
И глаза его обратились к расписному потолку, тому самому, на который смотрел и Ранульф, засыпая в этой комнате. На фоне густого винного цвета вились лазурные арабески, перемежавшиеся с тиснеными тусклыми золотыми точками, а в четырех углах размещались алебастровые гроздья винограда и алые ягоды. Хотя от времени краски поблекли и с гроздьев исчезло довольно много ягод, они не утратили своей красоты и выглядели, как живые.
Натаниэля клонило в сон, мысли путались, тело отяжелело. Краски на потолке сливались в единое пятно, старинные нашлепки отделялись от фона и начинали сверкать в пространстве, как Солнце, Луна и Звезды или же как яблоки… Золотые Яблоки Заката? И залитый алым кларетом потолок превратился в поле — поле, сплошь усыпанное алыми цветами. Среди цветов Натаниэль увидел ухмыляющегося Портунуса и плачущего Ранульфа. Прежде чем погрузиться в сон, Натаниэль вышел на прямую дорогу, по которой следовал к своей цели. Ну, конечно же, это был Млечный Путь!
Тревога Хейзл росла. Наконец она не выдержала, поднялась с постели и, бесшумно ступая, отправилась в комнату Натаниэля.
У двери остановилась и, приложив ухо к замочной скважине, прислушалась. Из комнаты не донеслось ни звука. Тогда она осторожно приоткрыла дверь. Свеча догорала, а гость неподвижно лежал на кровати. Уж не умер ли? В комнате было нестерпимо душно. В панике Хейзл распахнула окно, плеснула в печку воды из кувшина, чтобы загасить ее, и окатила самого господина Натаниэля. Он открыл глаза, застонал и что-то пробормотал.
— О, сэр, какое несчастье! Вы живы! — сквозь слезы произнесла Хейзл. — Схожу за кружкой настойки и нюхательной солью.
Вернувшись, она обнаружила господина Натаниэля сидящим в постели, он еще не совсем пришел в себя, но не был уже таким бледным, а настойка привела его в обычное состояние.
Тут Хейзл опустилась на пол и после пережитого разразилась рыданиями.
— Ну, ну, дитя мое, — ласково промолвил господин Натаниэль, — плакать нам не о чем. Я чувствую себя нормально… Впрочем, клянусь Жатвой душ, не могу понять, что со мной приключилось. Не помню, чтобы когда-либо я терял сознание.
Однако Хейзл была безутешна.
— Надо же, чтобы такое случилось в моем доме, — рыдала она. — Тем более с немолодым джентльменом… А ведь мы славимся своим гостеприимством… О, Боже, о, Боже!
— Вы не должны себя винить, дитя мое? — промолвил господин Натаниэль. — Должно быть, я потерял сознание после всех треволнений последних дней. Так что вам не в чем себя упрекать.
Но Хейзл продолжала рыдать:
— Мне сразу не понравилось, что она притащила сюда эту железную печку! И надо же, чтобы такое произошло под моим кровом! Ведь это мой дом… и теперь она не проведет в нем даже ночи!
Хейзл вскочила на ноги, глаза ее пылали.