Горожане солнца - страница 19
На четвертый день, когда гирлянд была уже целая гора, дверь раскрылась на обе створки. Два снежных дядьки, прямо в мокрых сапогах, внесли в комнату огромную елку. Эту елку они установили в углу, в ведре, и ушли. Елка была до потолка и шириной в полкомнаты. На иглах ее таял лед и капал. Дети сперва притихли, но после раскричались радостно и стали толпиться и трогать елку руками.
Пришла воспитательница с большой коробкой, а в ней были елочные игрушки. Это городские дети собрали целую коробку в подарок. Воспитательница велела придвинуть стулья. Дети влезли на них и принялись наряжать елку.
Каких только не было тут игрушек! Сначала шли шишки: зеленые, розовые, серебряные. Некоторые были обсыпаны, как пирожные, стеклянным сахаром.
Потом начались игрушечные вещи, все из стекла: изба, мельница, самовар, паровозик, ракета. И звери, конечно: заяц с барабаном, медведь с гармонью, гусак с трубой и просто золотые рыбы и хрустальные птицы.
На самом дне лежали огромные шары, все завернутые в тоненькие бумажки, и большущая звезда на самый верх — верхушка.
Дело шло медленно — кто-нибудь все время кричал: «Смотрите, что у меня!» — и все толпились смотреть, даже слезали со своих стульев.
Коробка оказалась такая большая, что скоро уж некуда было вешать. Чтобы надеть верхушку, воспитательница влезла на стол — такая огромная была елка. Напоследок она внесла длинные бусы лампочек и украсила ее сверху донизу.
Получилось хорошо необыкновенно! Хотелось смотреть и смотреть на елку. И говорить шепотом. Никто в этот день не баловался. А еще воспитательница пообещала, что вечером зажгутся лампочки — тут-то самое главное и начнется!
И вот настал наконец вечер, все дети собрались в комнате.
Закрыли дверь и погасили свет.
И воспитательница зажгла елку. Дети только тихо ахнули. Было так красиво, что даже страшно. Одни лампочки горели ярко-ярко, а другие, в глубине, таинственно. Зеркальные игрушки усеялись огоньками, а старые ватные только тихо искрились, но зато будто ожили. От дождика и мишуры елка вся двигалась и дрожала. Тени выросли на потолке, как загадочные цветы. Дуб Винни-Пуха стал как настоящий, и комната сделалась похожей на лес.
Дети и начали было играть в лес, но воспитательница запретила, потому что пришла пора спать. Все легли, и елка погасла.
Мицели повезло: она лежала так, что с ее места было видно всю елку целиком.
Совсем особенно елка выглядела во тьме.
Ее и видно почти что не было, она угадывалась только по белому блеску.
Теперь, когда огоньки погасли, в елке не осталось ничего игрушечного, а одна только серьезная и тревожная тайна. Что это за елка? Зачем она? К чему она появилась, такая? Почему она не похожа ни на что остальное?
Наверняка и воспитательница не знала. И никто на самом деле не знал. Все спали, кроме Мицели и елки.
Мицель встала и подошла к елке.
Босым ногам было холодно на линолеуме, и одна нога укололась о елочную иглу. Мицель поджала ногу и почесала, не отрывая от елки взгляда. Серебряный дождь искрился. А за ним была глубина, где что-то едва мерцало. Мицель пригнулась, раздвинула ветки и вошла в елку.
Игрушки зацокали и затренькали. От зеленого запаха, густого, как компот, голова у Мицели закружилась. Она закрыла глаза, чтобы почувствовать, как это, в елке. Но не совсем до конца закрыла — оставила щелочки.
Наступила тьма, лишь одна стеклянная искорка сохранилась. Иголки подкрадывались со всех сторон и покалывали Мицель.
«Заблудилась в лесу, — подумала она, — и огонек увидела. Но он еще так далеко».
Мицель играла, как будто идет и идет сквозь чащу и очень утомилась.
«Прилягу здесь, — решила она, — здесь меня никто не найдет».
И на секунду вздремнула. Вдруг Мицель словно что-то толкнуло. Она открыла глаза: прямо перед ней висел серебряный паровозик. То, что Мицель принимала за огонек, было отражением окна спальни в его окошке.
«Паровозик, повернись ко мне», — молча попросила Мицель.
На своей длинной ниточке он поплыл вокруг себя и остановился лицом к Мицели. Она подняла осторожно руку, чтобы тронуть его, и вздрогнула: внутри паровозина что-то пошевелилось. Но это было всего лишь отражение.