Горстка людей - страница 6

— Это Ока, чистокровный орловский рысак… Он выиграл русское дерби два года назад. А теперь отдыхает.

Они стояли рядышком, облокотясь на ограду. Адичка говорил с расстановкой, он старался все объяснить понятно, не прибегая к профессиональному жаргону коневодов. Наталия молча слушала. Ей нравился его голос, ласковый и степенный. Нравилось, что он столько всего знает и охотно ей обо всем рассказывает. Подле него она станет лучше, умнее. Адичка к тридцати одному году, казалось, прожил уже не одну жизнь.

Блестяще закончив юридический факультет Петербургского университета, он быстро пошел в гору и стал личным секретарем самого Петра Столыпина. Убийство премьер-министра глубоко потрясло его. Вскоре после этого не стало отца Адички, и ему пришлось взять бразды правления поместьем в свои руки. Его избрали председателем земского собрания. С начала войны с Германией он возглавлял также комитет по мобилизации — должность нелегкая, непопулярная и опасная в эти смутные времена.

Боясь наскучить Наталии разговором о лошадях, Адичка увел ее в сторону церкви, где назавтра им предстояло обвенчаться. Он шел рядом с ней, подлаживаясь под ее шаг и останавливаясь, когда она задерживалась перед очередным деревом, желая узнать, как оно называется.

— А это? Тоже тополь?

— Это же дуб! На краю луга, ближе к дому, вы увидите еще один, огромный, очень старый, всеми здесь почитаемый. Его ствол даже двоим не обхватить!

Адичка увидел, что она улыбается уголками губ.

— Вы смеетесь надо мной? — догадался он.

Улыбка Наталии стала шире.

— Да, а вы как думали? Уж дуб от тополя я отличить могу! Однако же у вас слишком много разных деревьев. Я и не знала, что их столько на свете. Мне никогда все не запомнить.

Адичка готов был благодарить ее за это. Среди обычных здешних лип, вязов, буков, тополей, каштанов, берез, сосен и елей он посадил кипарисы, ливанские кедры, лиственницы, даже пальмы и эвкалипты. Не говоря уже о всевозможных африканских деревцах и кустарниках, росших в тепле оранжерей, за которыми он сам ухаживал едва ли не так же ревностно, как и старший садовник. Так что, посетовав на чрезмерное разнообразие деревьев, Наталия сделала ему самый лучший комплимент.

— Фруктовые деревья понравятся вам больше, они сейчас цветут.

— Вся степь в цвету! Мы видели из окна поезда! Вся земля, куда ни глянь, в розовом и белом!

Наталия вспомнила о своей поездке по железной дороге из Петрограда в Волосово. Два дня пути в роскошном личном вагоне Белгородских вместе с матерью, четырьмя младшими братьями и сестрами, гувернантками и горничными. Ее отца, остальных родственников и друзей ждали сегодня к вечеру. Их разместят во флигелях и у соседей.

Адичке и Наталии то и дело встречались на пути крестьяне, всю жизнь работавшие в Байгоре. Адичка считал своим долгом представлять их будущей супруге. Он знал о каждом все: имя, чем занимается, семейное положение. А иногда пояснял вполголоса: «Никудышный работник. Идеальная добыча для большевиков»; «Ее муж и два сына пропали без вести в конце лета тысяча девятьсот пятнадцатого года. Может быть, они попали в немецкий плен, как миллион наших… А скорее всего, погибли. Бедная женщина!»; «Вернейший из верных. Если бы не его мужество и присутствие духа, не знаю, как бы удалось подавить волнения в пятом году».

— Сестренки сказали мне, что у вас есть лани. Где же они? — перебила его Наталия.

Адичка решил, что упоминания о войне и всяких смутах ей неприятны. И поклялся себе как можно реже заговаривать о тяжелом положении России, о тысячах убитых, пленных, раненых. Почти все мужчины были мобилизованы и сражались на разных фронтах. Только благодаря своей свадьбе Адичка смог увидеться с братьями Игорем и Мишей, с друзьями, университетскими товарищами, кузенами. Молодые люди, от восемнадцати до тридцати лет, — всех их скосит война… Молодые люди, готовые умереть за родину, но видевшие по ночам во сне мирную Россию. Порой в их письмах прорывалось отчаяние.

Ладонь Наталии на короткий миг легла на руку Адички.

— У вас такое печальное лицо… Вам скучно со мной? Да, наверно, вам скучно!