Государство — это он - страница 8

деньги еще были нужны на баню. Со второго семестра нас перевели в общежитие на

Спиридоньевку. Спиридоньевский переулок кончался перед Тверской улицей банями. И мы

все ходили в эти бани. Там было три разряда. Нижний разряд стоил 25 копеек. Я до сих пор

помню, как было приятно раз в неделю попариться в этой бане! В месяц за это набегал еще

рубль. Но главное, в московских магазинах тогда было настоящее изобилие. Нэп уже начали

сворачивать, нэпманов поприжали, но еще не успели добить окончательно. На Тверской был

бывший Филипповский магазин, в котором продавался замечательный ситный хлеб. Я такого

хлеба с тех пор больше не ел. На него нажмешь, как на подушку, а он снова поднимался

кверху. Купишь булку, а на Охотном Ряду у торговцев пяток помидоров, и такой завтрак

получается! А какой была культура в торговле! Не товар был дорог, а покупатель. В

Елисеевском можно было купить хоть 100 граммов колбасы или сыра, хоть 50. Тончайше

нарезали, как листочки все равно, и с улыбкой подавали, не глядя, что ты бедный студент.

Фото: РГАКФД/Росинформ / Коммерсантъ

"Интерес к книгам был такой, что люди толпились там с утра до вечера. Покупали, продавали

и до хрипоты обсуждали книги"

Но ведь стипендии явно не хватало.

Такая жизнь и желудки подталкивали нас к поиску заработков. Поскольку знаний мы

набраться еще не успели, работали в основном руками – разгружали вагоны и баржи. На

месте Дома на набережной, или, как тогда называлось это место, на Болоте, был пустырь, на

котором разгружали прибывшие из Астрахани баржи. На них привозили какое-то несметное

количество арбузов и дынь. Причем интересно, что на каждой барже были только

собственник груза и два нанятых рабочих, которые по ходу дела, пока баржу тянули в

Москву, выбрасывали за борт портящиеся арбузы и дыни. Так что прибывал груз в идеальном

состоянии. Не могу сказать, сколько человек в итоге занималось снабжением Москвы

бахчевыми культурами. Наверное, всего несколько сотен. А когда нэп ликвидировали, в

Астрахани был организован целый трест, где только в управленческом аппарате народу было

больше, чем до того плавало на баржах.

Но три человека разгрузить баржу не могли. Так что тут нас, студентов, и нанимали.

Платили, надо сказать, честно и прилично. А с конца осени до лета мы перебирались на

товарные станции на железной дороге, где разгружали вагоны. Почему-то нашей

студенческо-разгрузочной бригаде чаще всего приходилось таскать ящики с туалетным

мылом. Его запах иногда снится мне до сих пор. Отбить этот запах помогал хороший

портвейн, который мы вполне могли себе позволить.

Время на учебу хотя бы оставалось?

Не только на учебу. Большинство из нас приехало из глубинки, и мы впитывали все новое как

губки. Студентом я был почти во всех театрах. Даже работая потом в правительстве страны и

имея возможность посещать любые спектакли, я ходил в театры куда меньше, чем когда был

студентом. Для студентов продавали театральные билеты со скидкой 50, а то и 70 процентов.

А иногда организовывали общественные просмотры. Мне запомнилось одно такое

мероприятие, которое проходило в бывшей опере Зимина на Большой Дмитровке. Тогда там

был филиал Большого театра, а потом Театр оперетты. Там шла комедия из студенческой

жизни "Квадратура круга". Перед спектаклем на сцену вышел нарком просвещения Анатолий

Васильевич Луначарский. В течение часа с небольшим он без всякой бумажки говорил об

истоках русской культуры, лучших наших писателях, поэтах и артистах. Зал слушал его, просто затаив дыхание. Тишина стояла полная. И когда Луначарский кончил, была настоящая

овация. Вообще в России на моей памяти выдающихся ораторов было маловато. Что

руководители, что идеологи выступали, не отрываясь от записей, и то умудрялись путаться и

ошибаться. Но четырех человек я все-таки выделил бы. Первый, кого я считал хорошим

оратором, был Саша Косарев, секретарь ЦК комсомола. Он говорил всегда без бумажки,

горячо и эмоционально. Недаром Сталин с ним расправился. Вторым я считал (просто по

очереди, а не по значению) Луначарского. Хорошим оратором был и Серго Орджоникидзе.

Он казался малорослым. А на деле был человеком нормального роста, но широким и с