— На горло себе наступаю, Василий Никитич, да ладно, будь по-твоему!
Татищев обернулся к конвоирам:
— Слыхали?! Высечь и на работу!
— Так точно! — отрапортовал начальник конвоя.
Катерина бросилась Татищеву в ноги, плача и тараторя:
— Век не забуду доброты твоей, Василий Никитич! И детям накажу, чтоб век за тебя Бога молили! Спаситель ты наш! Дай тебе Бог всего!
Татищев поднял ее и подтолкнул к Андрюхе:
— Дай слово, что не сбежишь боле.
Андрей смотрел то на Татищева, то на Катерину, все еще до конца не веря в свое спасение. Татищев переспросил:
— Ты слышишь ли меня?
Андрюха спохватился:
— Нет, господин капитан. Боле не сбегу. Вот те крест.
Перекрестился. Старший конвоя дал команду, и кучка беглых двинулась к месту экзекуции. Катерина с малышом поплелась за ними. Татищев молча стоял и смотрел им вслед.
24 ноября освящали закладку церкви Святой Екатерины. Священник Иван Ефимов служил молебен. Присутствовала вся администрация Обер-бергамта и нового исетского завода. Де Геннин и Татищев отошли к реке и, стоя рядом, смотрели на дело рук своих. Де Геннин подал Татищеву письмо императрицы. Тот зачитал вслух: «Что же вы писали, что построенный на Исети завод именовали, до указу, Екатеринбург, и оное також его величеству угодно. И мы вам как за исправление положенного на вас дела, так и за название во имя наше завода новостроенного благодарствуем».
Их взорам открылась плотина. Она работала. Стучали молоты. Рождалось первое железо исетского завода. Стучало сердце новорожденного града Екатеринбурга. На берег Исети выкатили бочки с вином. Стрельнула крепостная пушка. Солдаты Тобольского полка рыдали, кричали «ура» и пили вино. О поселенцах, рвавших жилы на строительстве, никто не вспомнил…
В ноябре 1723 года Высший суд рассмотрел результаты расследования генерала де Геннина и полностью оправдал Татищева. Тот был отозван в столицу для получения нового назначения…