Графиня Салисбюри - страница 9
— Нет, ваше величество, его отвезли прямо в замок Кенилворт, который ему принадлежал; и начали делать приготовления к коронации вашего величества.
— Боже мой! А я тогда ничего об этом не знал; от меня все скрыли, уверяли, что отец мой свободен, что он отказывается добровольно от престола Англии; и когда узнали, что я поклялся при жизни его не заступать его места, то представили мое отречение, и я, узнав почерк руки его и не подозревая, что он два раза падал без чувств, пока писал это отречение, исполнил волю его, как приказание. Клянусь, что я тогда ничего не знал, и даже решение парламента, где объявляли, что отец мой не способен царствовать, скрыли от меня: говорят, будто это решение было прочитано ему в темнице дерзким Гильомом-Трюсселем. Отняли у него корону для того, чтобы возложить ее на мою голову, уверяя меня, что он добровольно уступил ее мне как любимому сыну, тогда как он, может быть, обвинял меня как изменника и похитителя. Боже мой!.. Но вы, находившись долго при нем, скажите, говорил ли он что-нибудь подобное? Заклинаю вас говорить так, как бы пред лицом самого Бога!
— Никогда, ваше величество, никогда; напротив, он радовался, что парламент, удалив его, избрал вас.
— Хорошо; эти слова облегчают мое сердце. Продолжайте.
— По несовершеннолетию вашего величества назначен был Совет Правления, в котором королева избрана председательницей, и он управлял под ее влиянием.
— Да, это в то время, как они послали меня воевать с шотландцами, которые, укрываясь в своих горах, лишали меня возможности их настигнуть, и когда я возвратился, то узнал о смерти отца моего; я ничего не знаю, что происходило в мое отсутствие, не знаю подробностей, предшествующих его смерти; скажите же мне, потому что вы должны все знать, вы и Гюрнай отправлены были за моим отцом в Кенилворт и были при нем до самой его смерти.
Монтраверс остановился. Король взглянул на него и, заметив его бледность и пот, выступивший у него на лбу, сказал:
— Продолжайте, не останавливаясь. Бы знаете, что вам нечего опасаться, потому что я дал вам честное слово. Впрочем Гюрнай заплатил за себя и за вас.
— Гюрнай?.. — спросил в испуге Монтраверс.
— Да, — отвечал король, — разве вы не знаете, что я велел его взять под стражу в Марселе и, не дожидаясь прибытия его в Англию, повесить убийцу как собаку.
— Нет, ваше величество, я этого не знал, — сказал тихо Монтраверс, прислонясь к стене.
— Но в бумагах его ничего не нашли; из этого я заключил, что все предписания должны храниться у вас, потому что, вероятно, вы получали письменные приказания: мысль о таких злодеяниях может прийти в голову только тем, кто может воспользоваться их исполнением.
— Я их сохранил, как средство к спасению или мщению.
— Они теперь с вами?
— Со мной, ваше величество.
— И отдадите их мне?
— Если только ваше величество прикажет.
— Хорошо… помните, что я обещал вам прощение, с условием рассказать мне все подробно; итак, говорите не опасаясь.
— Лишь только ваше величество изволили отправиться в армию, — продолжал Монтраверс трепещущим еще голосом, но спокойнее прежнего, — как мне и Гюрнаю приказано было ехать за королем в Кенилворт и отвезти его в Корф, где, однако, он пробыл только несколько дней, и потом был отправлен в Бристоль, а из Бристоля перевезен в Берклей, находящийся в Глочестерском графстве, где стражем его назначен был кастелян того замка, хотя, впрочем, и мы оба находились при нем для исполнения полученных нами предписаний.
— Какого рода были эти предписания? — спросил Эдуард в свою очередь дрожащим голосом.
— Дурным обращением довести пленника до того, чтобы он сам лишил себя жизни.
— Это повеление было письменное? — спросил король.
— Никак нет, ваше величество, словесное.
— Остерегитесь говорить то, чего доказать не можете, Монтраверс!
— Вашему величеству было угодно, чтобы я говорил всю истину…
— Но… от кого… — едва мог выговорить Эдуард, — получили вы это повеление?
— От Робера Мортимера.
— А! — и Эдуард вздохнул свободнее.
— Король переносил все с такой кротостью и терпением, что заставлял нас часто колебаться в исполнении полученных предписаний.