Грамматика японского языка - страница 6

"цветы цветут", hana sakazu "цветы не цветут", hana sakaba "если цветы зацветут" и т.д. Однако грамматика bungo наряду с этим располагает и богатейшим материалом из памятников древней и средневековой литературы, тогда как в грамматиках kōgo язык литературы нашего времени представлен далеко не достаточно ярко. Тогда как антология VIII в. "Man'yoshū" изучена грамматически вдоль и поперек, нет ни одной лингвистической: работы, посвященной языку Shimazaki Toson, Natsume Soseki или Akutagawa, этих классиков новой японской литературы. А без изучений реального современного языка некоторые примеры, приведенные нами выше, могут вызвать возражения. Однако современная языковая практика свидетельствует, что присоединение ga, no, ni, o непосредственно к глаголу в третьей форме спряжения даже в значении инфинитива реально вряд ли возможно. А что касается предикативности формы с окончанием na, возможной только в одной особой позиции - этой контаминации функции, существовавшей в старом языке, с формой, возникшей в современном языке (опять взаимопроникновение bungo и kōgo), - то это явление пережиточное. Такие явления необходимо и регистрировать, и должным образом оценивать. Но с другой стороны, наряду с ними нужно отмечать и то новое, что реально утвердилось в современном языке, как, например, префиксальное употребление суффикса сравнительного падежа yori для образования синтетической формы сравнительной степени прилагательного типа yoriyoi "более хороший", yorijūyōna "более важный" и даже yorihattenshita "более развитый". Такие явления бросают обратный свет на то, что им предшествует, например в данном случае подкрепляют определение слов типа jūyō как особой категории прилагательных, подчеркивают адъективизацию глагольной формы hatten shita. Когда грамматика строится на искусственном материале, все эти явления остаются вне поля зрения.

Оперирование одним и тем же стандартным примером приводит к неправильным представлениям и в другом отношении. Например, многие авторы разбирали стандартное выражение kippu no kiranai kata; однако надо перелистать многие сотни страниц литературы нового времени, чтобы найти другой аналогичный пример. С другой стороны, сообщение, что "у слона длинный хобот" (zō wa hana ga nagai), у ряда авторов служит чуть ли не единственной иллюстрацией одной из продуктивнейших синтаксических структур (см. т.II, гл.30, §2). Десяток предложений из реальных текстов показал бы, что соотношение компонентов в ней далеко не столь единообразно, как представляется по этой схеме.

По указанным причинам нам хотелось бы вместо одноплановой "грамматики устного языка"- kōgohō - видеть грамматику современного языка, излагающую целостную систему, рельефно рисующую богатство живых форм в их реальных связях и имеющую историческую глубину и перспективу.

Касаясь существенных черт японской грамматики, которые определились давно и сохранились доныне, следует иметь в виду трактовку всех служебных элементов языка как отдельных слов.

Распространено представление, что с момента появления "Пространной: грамматики" Ōtsuki Fumihiko (1891 г.) японская грамматическая наука вступила на путь европеизации. Действительно, начиная с этого времени японские лингвисты внимательно следят за развитием европейской лингвистической мысли, и многие работы обнаруживают знакомство их авторов с новейшими западноевропейскими и американскими теориями и общеязыковедческого, и грамматического характера. Однако, если обратиться непосредственно к области грамматики, то надо констатировать, что, хотя влияние европейских грамматических концепций и сыграло известную роль в ее развитии в новое время, все же это влияние оказалось не очень глубоким. Так, по образцу частей речи в западноевропейских языках, и в японском языке были выделены существительное, числительное и местоимение, глагол и наречие. Однако вместе с тем японская грамматическая наука не отказалась от своих исконных обобщающих лексико-грамматических категорий - taigen и yōgen, Наличие категорий keiyōshi - предикативного прилагательного,