Грамматика японского языка - страница 7

- адвективного глагола и rentaishi (или fukutaishi) - приименных слов - свидетельствует о самостоятельности японской грамматической мысли в трактовке прилагательных. Как перевод английского термина auxiliary verb был создан термин jodōshi. Однако именно в выделении этой категории при всей видимости "европеизации" наиболее наглядно сказалось сохранение традиционных грамматических представлений: то, что объединено под этим наименованием, отнюдь не соответствует вспомогательным глаголам английского языка (почему мы и не переводим jodōshi этим термином). Jodōshi ("служебные глаголы") и joshi ("служебные слова") - это сохраненная под новым названием старая категория tenioha, т.е. служебные элементы языка, трактуемые как отдельные слова.

Но есть ли оснований для такой трактовки? Что касается таге называемых служебных глаголов (jodōshi), то еще Yamada показал, что они представляют собой глагольные окончания (он назвал их "сложными окончаниями"), а не отдельные слова. Никто из японских грамматистов не отрицает теснейшей связи этих элементов с глаголом, связи даже более тесной, чем связь суффикса с основой, о чем говорит и автор этой книги. Для обозначения этой связи обычно применяется не только глагол renzoku suru, букв. "продолжать", но и tsukeru, букв. "прилагать". Однако обычно в японской грамматике отрицается грамматическая суффиксация как таковая. Это удивляет особенно потому, что в плане общего языкознания японские лингвисты, восприняв западноевропейскую типологическую классификацию языков, характеризуют японский язык как агглютинативный. Это общепризнанно и никем не оспаривается. А для агглютинативных суффиксов как раз и характерна та универсальность присоединения ко всем словам определенной категории, которая свойственна японским глагольным суффиксам, именуемым jodōshi, и такой категории служебных слов, как падежные показатели - kakujoshi. Между тем именно на основании этой универсальности японские грамматисты отрицают суффиксальный характер указанных элементов!.

Но если принимать все служебные элементы японского языка за отдельные слова, создается неправильное представление о его строе как строе полностью аналитическом. Если же рассматривать эти элементы как агглютинативные суффиксы, чем они и являются, то есть иметь право говорить о формообразовании, создается возможность формулировать те характерные черты строя японского языка, в которых он обнаруживает поразительное сходство со строем других агглютинативных языков (с которыми он не имеет никакой корневой общности) - о корейским языком, языками тунгусо-маньчжурскими, монгольскими и отчасти тюркскими. (Здесь данная тема может быть затронута только в самом сжатом виде.) Разумеется, при этом сходстве каждый язык и каждая группа сохраняют свою специфику. Но если трактовать все служебные элементы японского языка как отдельные слова, основа для параллелей отпадает. Поясним это примером: близость значений и функций английского предлога of в сочетании с существительным и русского родительного падежа только подчеркивает разнородность явлений, характерных для флективного строя русского языка и аналитического - английского; так и аналогия между японским kara, если считать его отдельным служебным словом, а не агглютинативным падежным суффиксом, и формой исходного падежа в корейском и монгольском языках подчеркивала бы агглютинативный характер последних и аналитический - первого. Но это и значило бы создавать неправильное представление о строе японского языка. При такой трактовке, разумеется, отпадает возможность отличить подлинно аналитические формы от агглютинативно образованных синтетических, оценивать соотношение элементов анализа и синтеза на разных этапах развития языка. Поэтому японские грамматисты проходят мимо такого явления, как, например, частичное замещение синтетических, агглютинативных форм глагола, типичных для старого, письменно-литературного языка, формами аналитическими, утвердившимися в современном языке. Например, вместо torubeshi - toru de arō в значении "вероятно, возьмет" и