Грани веков [СИ] - страница 39
— «…И укрепишася той самозванец во граде Путивле, понеже бысть разбито войско его воеводой Петром Басмановым, еже дажды побиваху его близ Новеграда-Северского и Добрыничей, зане убо бежаша и схоронишася в Путивле, яко мыша…»
— Басманов? — переспросил Ярослав. — Это ведь тот, который за нами приехал?
— Похоже на то, — согласился Коган, — жаль, на этом рукопись обрывается. Не так уж много в ней информации, непонятно, чем она так привлекала агента.
— Как — обрывается? — удивился Ярослав. — Там же было не меньше десятка страниц, и заканчивалось обретением какой-то иконы чудотворной?
— Нет, про это тут ничего не говорится, — покачал головой Коган, возвращая ему рукопись. — Посмотри сам.
Ярослав лихорадочно листал страницы — ведь было же это место, он точно помнил запись, сделанную шариковой ручкой!
Однако, Коган был прав — этой записи в рукописи не было. Может, несколько страниц выпало в суматохе?
Решив, что разберется с этим позже, Ярослав убрал рукопись обратно за пазуху.
При этом он разбудил Михалыча, который продрав глаза, шумно зевнул.
— Ну, ребята, приснится же такое, — начал он, и оборвался, уставившись на дремлющего напротив него человека под шубой.
— Ох, мать… — вырвалось у него. Он повернулся к Когану и Ярославу и лицо его вытянулось.
— Так это был не сон? — жалобно спросил он.
— Ну и напились вы вчера, товарищ Тихонов! — мрачно съязвил Ярослав.
— Да уж, Василий Михайлович, — усмехнулся Коган, — лихо вы начинаете знакомство с древней Русью.
— Ядрена филадельфия, — скорбно прошептал Евстафьев. Неверяще покачав головой, он приник к окошку и вскрикнул: — Кремль!
Карета мчалась по дороге, делающей поворот. Прямо перед ними несла свои воды река, за которой высилась земляная насыпь, а над ней — белокаменные стены с до боли узнаваемыми «ласточкиными хвостами». За остроконечными башнями виднелись золотые купола, увенчанные крестами. К высоким распахнутым воротам через реку вел каменный арочный мост.
Ярослав во все глаза смотрел на знакомую, и в то же время совершенно непривычную панораму.
Карета выехала на мост и теперь перед окном потянулись телеги, груженые мешками, пешие крестьяне, всадники. Стал слышен шум голосов, ржание лошадей, цокот копыт по камню.
Они миновали мост, и карета понеслась дальше. Мелькнул фасад каменной церкви, какие-то деревянные пристройки, баба с корзиной, испуганно жмущаяся к стене, монах в рясе, стайка босоногих оборванцев, пытавшихся бежать за каретой.
— Добро пожаловать в Москву-столицу, — проговорил Коган.
— Хлеб-соль, — хрипло сказал человек, до этого дремавший в углу.
Он поправил съезжавшую на глаза шапку, накинул шубу на плечи и осклабился, показав кривые желтые зубы.
Потянувшись, он неожиданно подмигнул Ярославу.
Карета остановилась, послышались голоса, затем распахнулась дверца.
— Выходи, — буркнул стрелец со шрамом на лице.
Они оказались перед подковообразным каменным зданием высотой в два этажа и узкими стрельчатыми окнами. Позади них раскинулась площадь, с высящейся в центре колокольней и громадами соборов. На её противоположной стороне сверкал белизной каменный двухэтажный дом похожий на крепость, за которым виднелись купола храмов и резные крыши теремов. Раззолоченная карета, в которой ехала Ирина, остановилась напротив дома и ее сразу окружили стрельцы.
— А вы, гости дорогие, пожалуйте сюда, — послышался тот же хриплый голос.
Их безымянный спутник, ухмыляясь, кивнул в сторону распахнувшихся дверей в торце здания, перед которым они стояли. Туда заходили подгоняемые стрельцами разбойники.
Ярослав и Коган переглянулись.
— Приехали, — вздохнул Коган.
— Приехали, царевна! — чернявый щеголь проворно выпрыгнул из кареты и с прямо-таки голливудской улыбкой протянул ей руку.
Подавив желание плюнуть в сочащуюся самодовольной брутальностью физиономию, Ирина сделала вид, что не заметила его жеста, и, подобрав полы длинной шубы, сошла на мощеную камнем мостовую.
Они стояли у подножия широкой лестницы из белого камня, ведущей на открытую галерею к высоким резным вратам, у которых застыли навытяжку рослые стрельцы с алебардами в руках.