Грантхавали (Собрание) - страница 13

Принимая концепцию Богя как абстрактной субстанции, Кабир отвергает имена божеств, которых воспевали сиддхи и натхи, – Шиву и Шакти. Лексика поэта, относящаяся к имени Божества, характеризуется свободным чередованием и разнообразием терминологии разных школ и религиозно-философских учений. Так, синонимами имени Бога у него служат обращения к Вишну: Рам, Хари, Гобинд, Кешав, Мурари и т. п. Богу как Высшей действительности он дает имена, заимствованные из ислама, например: Аллах, Кхуда (Кувва), Рахим, Эмир, Пир. Другие имена восходят к традициям веданты: это Алакх, Ниракар, Ниргун, Анант, Брахман, Тат, Атма, Пуруш, Ап, Кевал, Сар. В качестве прочих имен используются Гъян ("Мудрость"), Пура ("Полнота"), Ек ("Единство"), Сат ("Истина"), Амрит ("Бессмертие"), Джьёти ("Свет"), Ниранджан ("Чистота") и Сатгуру ("Совершенный гуру") – два последних из традиции натхов.

Если в традиции хатха-йога эти понятия трактуются каксостояние, то у Кабира они являются синонимами Бога. Но каким бы именем ни нарек поэт своего Бога, для него Он всегда остается Единственным, непознаваемым, присутствующим в любой частице сущего. Идея любви к Богу, являющаяся стержнем мистических мотивов в поэзии Кабира, – это любовь отца к сыну, матери к ребенку, супруги к своему возлюбленному. Бог обитает в душе каждого человека, независимо от касты и веры, – все равны перед Ним. В своей поэзии Кабир показывает необходимую, с его точки зрения, модель поведения для верующего, цель которого – соединение с Божеством. Следование бхакти – единственный и верный путь к этой цели, – неустанно утверждает Кабир. Но поэт-бхакт постоянно подчеркивает трудности этого пути, ибо обязательное условие бхакти – отказ от мирских страстей – доступен не каждому. Постоянное поминание и прославление имени Бога устами и в сердце своем – вот проявление любви к Богу.

Опираясь на поэтическую традицию натхов и сиддхов, Кабир разработал свою систему образов, свой язык "кода" – "сандхья бхаша" [81, 96]. Ученые по-разному трактуют тайный смысл слова "сандхья". Одни предлагают толковать его как "сумерки", т. е. намек на истинный смысл бытия, колеблющийся между светом и тенью. Другие толкуют слово "сандхья" как "символ". Истоки жанра "языка тайны", языка символов и намеков – стихов-перевертышей, стихов-парадоксов, загадок " следует искать в недрах народного языка, в фольклоре [68; 81; 96]. Шуточные и забавные на первый взгляд стихи Кабира вводят нас в непростой мир религиозно-философских символов и ассоциаций поэта. В стихах-небылицах, как в зеркале, отражается несправедливый и уродливый мир железного века Кали. Кабир, умело используя возможности жанра, стремился к эмоциональности и емкости своих произведений, широко привлекая традиционные и новаторские изобразительные средства. Разнообразие приемов и образная сила аргументации отвечали проповедническим целям, которые стояли перед Кабиром, но, помимо того, свидетельствуют о его незаурядном поэтическом таланте. В отличие от «темных» и непонятных образов и символов йоги натхов и сиддхов Кабир использовал в качестве символов обыкновенные, повседневные предметы, которые сопутствовал людям в их каждодневной жизни. Таким образом, самые сложные и глубокие религиозные и духовные идеи становились для человека близкими и узнаваемыми. Для выражения гаммы чувств и эмоций Кабир умело использует образы животного и растительного мира Индии.

Любовь Господа к человеку – любовь коровы к своему теленку; преданность адепта Раме – привязанность собаки к своему хозяину; объятый гордыней дух – бешеный слон; душа, находящаяся в иллюзорном мире бытия, – олень, лань; душа истинного бхакта – лебедь, дерево сандала; заблудший человек – глупая цапля, сухое бревно; невежда, не обладающий знанием о Господе, – мотылек, летящий на пламя светильника; добродетельный человек – пчела; разделенность душ человека и божественной – птицы чатрик и чакви; разлука с Рамой – змея; лотос – Рама; символ гордыни – бамбук и пальма; горчичное зерно, муравей – обозначение мизерности и т. д.

Наряду с собственно индийскими образами флоры и фауны поэт использует символы, пришедшие из персидской, суфийской поэзии. Необычайно в этом плане содружество розы и пчелы: "тело – цветок розы, душа – пчела». Повадки и привычки животных, качества, которыми обладают различные растения, служат для поэта благодатным материалом для отображения тончайших человеческих эмоций и чувств.