Грибники ходят с ножами - страница 12
— Борзых знаешь? — без всякой вроде связи с предыдущим осведомился он.
— Борзых?.. Это начальник чего?
Тоже явно начальник — “Борзых”!
— Да нет — то я собак имею в виду! Клички знаешь?!
Я как-то растерялся от такого неожиданного поворота: от “Анти-Дюринга” — к борзым!
— Клички? — Я задумался... что-то такое помнил, из художественной литературы. Кажется, их так кличут: Догоняй, Заливай, Растерзай... В духе глаголов в повелительном наклонении. Вроде, так.
— Ну что ж. — Ездунов одобрительно кивнул. — Ты, я вижу, культурный малый. Так что давай — дуй до горы! Чем больше дашь этих кличек — тем лучше!
— А зачем? — хотел спросить я. — Где они, эти борзые?
Но, однако, не спросил. Хотел спросить еще — какое это имеет отношение к делам верующих? Но не спросил. Начальству виднее! И где эти собаки размещены?.. Излишнее любопытство!
— Что кончил-то? — поинтересовался Ездунов.
— Электротехнический институт.
— Я, кстати, тоже его! — Ездунов с сочувствием вздохнул, но с сочувствием исключительно к себе: вот, мол, на какие утраты приходится идти ради общего дела!.. Я оглядел кабинет, потом его... но утрат не заметил, скорее — наоборот.
— Но, ясное дело, — он поднял палец, — все на соответственном идейном уровне должно быть!
— Ну ясно! — воскликнул я (ясно ли?).
— Учти, — проговорил он, — глечик истории не должен быть разбит!
“Глечик”?.. Это вроде кувшинчик? Я кивнул.
— Ступай! — Он деловито тряхнул мне руку. — Свободен!
Я и сам давно знал, что я свободен, но приятно это было услышать из его уст.
Секунду я постоял: может, вспомнит насчет питания, даст добро на “сосиски несетевые” — но он молчал: видно, считал, что пока с меня достаточно и подножного корма.
Щелкнув каблуками, я вышел, уловив брошенный мне вслед одобрительный взгляд.
Я шел, печатая шаг... Все-таки — приметили! Из бездны бессмысленного того кафе вознесся сюда — можно сказать, в самые верха! Вроде как с больничной койки прямо на Олимпиаду!
Я вошел в келью, рывком поставил свою машинку на стол, скинул чехол... неказистая, конечно... но я ее люблю!
Ловко я их! Они-то думают, что объегорили меня, — а на самом-то деле я их объегорил! Отдельная келья — о чем еще можно мечтать? Наконец-то я займусь тут серьезной литературой, в этом скиту, за монастырскими стенами, вдали от соблазнов и тревог.
Я лихорадочно ввинтил лист в машинку... Стихи!
...Через час-другой моего энтузиазма, однако, поубавилось. Никаких стихов почему-то не родилось, кроме одного, совершенно непонятного:
Что еще за зловещая чушь? Когда это я мог занять в Танзании? Когда, собственно, я мог там быть? “Там занял я”?!! Когда это я там занял? Причем получается, что не у кого-либо лично, а именно у нее, у страны! Как будто бы не знаю я, что такое государственные займы! Миллионы и миллионы! Когда это могло быть?! И так с долгами не расплеваться — а тут еще этот?!
Я испуганно смял текст, поджег в пепельнице.
Нет уж, лучше я буду сочинять борзых — а то эта свобода творчества к добру не приведет.
Напечатал наверху чистого листа заголовок: “Борзые”.
И понеслась!
...Управляй, Увлекай, Завлекай, Навлекай, Догоняй, Погоняй, Разгоняй, Привлекай!..
Мне почему-то показалось, что Ездунову должны были понравиться эти клички... Я уже представлял эту огненную свору, их симпатичные собачьи морды... Но тут, черт тебя побери, раздался стук!
— Да! — недовольно воскликнул я.
Вошел, естественно, Мартын... Вот бездельник!
— Я надеюсь, не помешал? — как бы извиняясь за вторжение, проговорил он, но тон его говорил о другом: вы жалкий смертный, за счастие должны почитать, что я изыскал время посетить вас!
Я только тяжело вздохнул... Часа полтора коту под хвост!
— Печатаете? — Он снисходительно кивнул на машинку, будто сам не видел, что печатаю.
— Печатаю! — ответил я. — Хотите?.. — Я услужливо подвинулся.
— Нет уж! — Он усмехнулся. — Пускай на такой машинке... печатает кто-то другой!
Ну ясно! Ясен этот тип! Разумеется — нацелен на что-то гениальное... но условия... условия не дают! Если, скажем, дать ему машинку из чистого золота — он, может, и напечатает пару строк... но — на этой?! А пока зато можно презирать — тех, кто соглашается работать на каких угодно машинках!.. Ну, ясно. Привез, чтобы презирать. Хотелось бы только, чтобы он это делал короче, не отнимая у меня столько времени.