Грибники ходят с ножами - страница 16

— Как? — Я остолбенел. — У тебя и муж был?

— Почему же — “был”? — оскорбленно проговорила она. — Он и сейчас есть.

— А... ну да.

— Капитан! Иначе откуда, думаешь, все это? — Она дунула на шубку.

— А... Ну да!

— А кстати — один из негров тех потом королем стал, в одной африканской стране.

“Надеюсь — не в Танзании?” — встревоженно подумал я.

Кстати — о Танзании. Как там мои стихи? А мои любимые борзые?! Я зарыдал.

— Рабо-тать, рабо-тать! — Я стучал кулаком по столу. Вино в бокале морщилось.

— Ты голенький спишь или в трусиках?

— В пальто!

— Ну что, ты не понял еще, зачем ты сюда приехал?

— Нет.

— Тоже мне... Аполлон! — Она накинула халат.

— Да, я Аполлон... в смысле лиры.

Поднялся, пошел.

— Кстати, какая-то походка у тебя деревянная, — издевательски произнесла она.

— Да. Я железный человек, с деревянной походкой.

Вышел.

...Ясно, она думала — дряблый интеллигент, можно взять голыми руками (или ногами), но быть абсолютно дряблым в наше время как-то не получается... поскольку никто не помогает тебе, самому себе приходится быть и тренером, и менеджером, и даже, как в данном случае, — вышибалой.

Я рухнул на свою койку и заснул. Проснулся от прикосновения.

— Ну, подвинься!

— С какой это стати?! — горделиво проговорил я.

— А чего пепельницу рядом с кроватью поставил? Ведь ты вроде не куришь?

— А вдруг я во сне закурю?

— Да... предусмотрителен!

— Ой!.. Холодная!

— Да уж, такие конечности... Сама вздрагиваю, когда ночью прикасаюсь к себе. Поэтому сплю в шерстяных носках. Спать в варежках как-то не решаюсь... Кстати, спать в брюках тоже нехорошо.

— Ну ладно!

Стал аккуратно вешать брюки, загремели монеты из карманов.

— М-м-м! Золотой дождь? — усмехнулась она.

— А это у тебя что? Джин? А какой-нибудь закусочки нет?

— Ты сам — закусочка! — прохрипела она...

Утро пришло внезапно. Ну все — работать, работать!

Я кинулся к машинке, начал стучать.

— Созидай, Назидай, Сображай (с одним “о”), Покупай, Попрекай, Пресекай, Присягай...

Она, конечно, с упреком глядела на меня, но я, черт возьми, не мог остановиться.

— Сейчас, сейчас, — кивнул я ей. — Посягай, Заставляй, Застилай, Занимай!

Никак не мог остановиться. Она схватила свои шмотки, бросила взгляд:

— Как-то в профиль вы мне казались интересней.

Ушла и унесла свои дивные ноги. Это бывает.

— ...Загибай, Забегай, Запекай, Запевай, Запивай, Увлажняй, Усложняй, У... У... У... Ублажай, Угождай, Утверждай, Утепляй, Упадай, Укоряй, Укрепляй, Упрекай, Возникай, Намекай, Закипай, Закрепляй, Заряжай, Заражай, Насаждай, Нагревай, Нагнетай...

Очнулся я от дикого звона — увы, совсем не колокольного. Я поднял голову и смотрел, как в лучах радостного солнца булыжник проламывает стекло в оконце и вместе с острыми сверкающими кусками этого стекла летит прямо в мою голову. Я вежливо отстранился. Осколки красиво усыпали мой свитер, булыжник шваркнул сверху в машинку и, не повредив ее, отскочил и лег. К счастью, мягкий оказался булыжник! Я внимательно посмотрел на него: розоватый, с гранитными блестками, с одного бока впалый. Потом поглядел на окно. Булыжник — орудие пролетариата? Ничего себе — “утро нового дня”. Видно, верующие уже совсем недовольны тем, как мы тут решаем их проблемы. Я хотел было выглянуть в оконце, объясниться, но подумал: запросто может быть, что у них имеется и второй булыжник.

Я временно простился со своими верными псами и двинулся в сторону трапезной. Может быть, сегодня что-то обломится — ведь я же, как-никак, уже вписался в местный процесс — в качестве доказательства даже прихватил булыжник. С начальством у меня всегда устанавливаются, в конце концов, добрые отношения. Помню, с шефом с моего последнего места работы мы дошли до того, что я читал ему в рабочее время свои стихи и он бурно рыдал, утираясь ширинкой (ширинка — расшитый платок, укр.).

В трапезной, ожидая раздачи, сидели уединенно только двое: Мартын и моя новая знакомая Леся. Но разговор у них был не интимный, а, скорее, напряженный. Мартын сухо кивнул мне, а она даже не повернула ко мне головы, но тон ее изменился на почти угрожающий:

— ...пришел, раскинулся — давай, говорит! Я ему: “Сейчас, хорошенький мой!” Вышла, зашла к нашему лейтенанту Володеньке: “Володенька, — говорю, — разберись!”