Грибники ходят с ножами - страница 32
— Но зачем тебе нужно столько раз напрягать нашу социальную систему, вновь и вновь проверять ее честность! — взволнованно проговорила она.
— Но мне кажется — это ей приятно! — вступил я.
Гага мне подмигнул.
— Ну что ты, Валера, тепер хочешь на завтрак? — уже весело и дружелюбно (вот жена!) обратилась ко мне Рената.
— Думаю — корочку хлеба за такое поведение! — радостно воскликнул я.
— Дай ему корочку хлеба... и йогурт... и сыр... и кофе свари! — уже вполне сварливо скомандовал хозяин. — В дорогу нам положи только питье: этому — пиво, мне — швепс! Жратвы не клади — купим что-нибудь по дороге.
Чисто химический приступ жадности бушевал в моем друге.
Потом мы спустились по лестнице в прохладный и сумрачный гараж под домом и подошли к машине... Гага сосредоточенно молчал — чувствовалось (и даже я проникся), что предстояло путешествие достаточно серьезное.
Мы поцеловали в разные щеки Ренатушку, положили сумки на заднее сиденье, сели сами на передние.
— Пристегни, Валера, тряпочку! — Рената, протянув руку, подняла с сиденья ремень страховки.
Я пристегнулся, утопил кнопочку возле стекла, блокирующую дверь, — так на моей памяти поступали все серьезные автомобилисты — поерзал, поудобней устраиваясь.
— Ну — спокойно, Рената! — Игорек поднял руку. — Вечером позвоню!
— С богом! — Рената взволнованно подняла руку.
По наклонному бетону мы подъехали к воротам, Гага нажал пальцем кнопку радиопульта, зажатого в руке, и ворота разъехались.
— Кстати... — Он достал темные очки, набросил на нос. — Кнопочку блокировочную вытащи! — тщательно выруливая по дорожкам, отрывисто произнес он.
— Пач-чему?!
— Я, кажется, сказал!
— Но у нас все ее втыкают. — Я взбунтовался.
— Но в Европе, — он слегка издевательски глянул на меня, — давно уже ее... никто не втыкает!
— Пач-чему?!
— При катастрофе... очень трудно... вытаскивать... э-э-э... тела, — сосредоточенно выруливая на дорогу, ответил он.
Сначала мы ехали почти как в аэропорт.
— Ты что — уже выкинуть меня хочешь? — сказал я.
— А что? — беззаботно откликнулся Гага. — Выпили — и хорош!
Настроение у нас было отличное — особенно у меня, — предстояло проехать по Германии, промчаться через пространства, в которых я не был никогда!
К счастью, у последней развилки, где желтела стрелка “Аэропорт”, мы свернули не туда и помчались в другую сторону.
Мюнхен, знаменитый Мюнхен, что интересно, не производит впечатления города (кроме многокилометровой готической пешеходной зоны от вокзала до ратушной площади, набитой ресторанами и магазинами, где мы бушевали вчера). Чуть в сторону — заросли, луга, вдали какие-то домики и снова роща... потом вдруг, ни с того ни с сего — скопление огромных домов-параллелепипедов, машин и снова — тишина.
— Да, самое трудное — выбраться из города, — словно прочитав мои мысли, проговорил Гага. — Вроде бы кончился уже — и опять начинается.
И действительно, вроде бы шли уже перелески, и вдруг вздыбились стеклянные гиганты с надписями: “Банк”, “Отель”, на самом высоком параллелепипеде стояли белые буквы “Арабелла”.
— Арабелла-парк, — кивнул Гага, — один из самых дорогих районов...
По красиво вымощенной площади шли толпы, многие из людей — в экзотических одеждах, бурнусах...
— Вон видишь... турки! Очень много турок у нас! — озабоченно произнес Гага. — А сейчас будет вообще аристократический район, но там, наоборот, — все тихо, скромно, чтобы толпы не привлекать. И, кроме того, как раз над этим районом самолеты взлетают и садятся... на дикие лишения приходится аристократам идти, чтобы хоть как-то отделиться от всех! — Гага усмехнулся. — Вообще, надо отметить, — уже лекционным тоном, словно перед своими студентами, заговорил он, — престижность района на Западе вовсе не связана с близостью к центру, можно проехать через совсем завальный район, и снова — блеск!
“Нет... у нас все идет строго по убывающей... по убивающей... да и центр-то еле теплится”, — с отчаянием думал я.
Ну вот, вроде бы вырвались. Высокий мост над бесконечным разливом рельсов, два стеклянных гиганта по обеим сторонам моста, с мерседесовскими эмблемами — тонкими серебристыми колесиками — наверху... Машинная свора, словно почуяв свободу, нетерпеливо надбавила.