Гришкин менталитет - страница 17

Так что забор своякова сада, и без того надежный – из металлических прутьев, помимо был обнесен по-над штыками прутьев еще и ощетинившейся иглами колючей проволокой. Но детство Сирая проходило не в ботаническом саду с тропками, посыпанными желтым песочком. Словом, рывок – и вот уже одна нога стоит на поперечине между прутьями, а другая занесена над проржавевшими шипами. Именно в этот момент из глубины соседнего сада, как гром средь ясного неба, донесся голос:

– Ты куда, алкаш, лезешь?

Поскольку никогда еще Сирая так не обласкивали, ответ его последовал тотчас, хотя еще и не было видно вопрошавшего.

– От алкаша и слышу.

Надо же было! Последовавший треск ветвей перекрыла злобная брань.

– Бичара! Наркоман!

Над соседней оградой из кустов появилось озлобленное лицо, своим овалом говорившее о возможной комплекции его обладателя.

– Ты что, – не оробел Сирай, – дурак что ли? Где ты видел наркомана в моем возрасте?

И тут случилось именно то, чего предостерегался наш герой. Та нога, которая зависла над колючей проволокой, лишь отыскала носком своим точку опоры, но тут же сорвалась, и Сирай оказался верхом на проволоке и едва не взвыл, ибо ржавый шип вонзился в то место, посредством которого мы обычно пользуемся всякого рода сиденьями. И поскольку непрошенный охранник своякова сада все еще упражнялся в злословии, Сирай превозмогая боль, бросил:

– Пошел бы ты…

Что тут случилось!

– Степаныч, на помощь! – зычно заорал сосед.

Со Степанычем из разбуженной окрестности явились еще двое. Сирай сражался, как герои Ван Дама, однако получалось не так успешно, почему скоро прижали его насевшие противники к земле.

– Вяжи ему руки-ноги, – командовал непрошенный охранник, но Степаныч предложил дать слово поверженной стороне.

– А чего ж сразу не сказал? – развел он руками, выслушав объяснение, потребовав назвать приметы свояка – их соседа по саду.

И хотя с опозданием явилась реабилитация-справедливость, но бока были намяты так, что напрочь отпала охота, которая привела винодела в сад.

Только Гришка имел иное мнение.

– Брось ты, – успокаивал он приятеля. – Бывает и хуже, но реже. Ты зря. Пропадет урожай. Все надо пустить в дело. Все, что дано богом. Свояк-то разрешил, говоришь.

– Разрешил, – скреб в затылке уже в задумчивости Сирай.

Так что не до конца растраченные в схватке силы оборотились на достижение поставленной Гришкой цели, а через неделю дома у нашего винодела не осталось ни одной пустующей бутыли, банки, фляжки – тары, годной для расширенного производства, и неоднократно благодарные уста подтвердили истинность таившегося долгие годы невостребованным таланта.

– Ах какая вкуснятина! – восхищался кто-нибудь из знакомых, рассматривая стакан на свет. – Ну просто чудо!

– Неужели это свое? – спрашивал в следующий раз другой знакомый. – А у нас столько в саду осталось. Сосед своей корове перетаскал.

И эта похвальба сослужила службу: забылась схватка в саду; забылся ржавый шип, после которого пришлось недельку ходить по-кавалеристски клешненого, чтобы не бередить ранку в самом неудобном для пластыря месте.

Правда, похвальба похвальбой, однако не все проистекало в описываемой творческой жизни без сучка и задоринки.

Жильцы подъезда, в котором судьба прописала Сирая, – сплошь пенсионеры. А это народ… Пусть не подумает читатель, что подвергается критике мнение, сложившееся об этом контингенте по песням, как о мирных доминошниках во дворах, по газетным публикациям – как о страждущих нашего внимания и доброго отношения. Только вот, видно, ЖЭК забыл устроить во дворе перед тем подъездом столик для домино, но вкопал прямо перед крыльцом скамейку, на которой с самого утра и до вечера сидят рядком, изнывая от безделья, оделяя все вниманием, Сираевы соседи. «Не сойтись, разойтись, не сосвататься в стороне от придирчивых глаз», - то ли сетовали, то ли, наоборот, умилялись в известном из кинофильма Пеньково. А тут расходиться да свататься уже поздновато, так что зоркое око выхватывает объекты для пересудов из прилегающего пространства.

– Вон он, явился, подлец. Видно, за вещами, – шепчет, наклонившись к собеседнице, показывая глазами на удаляющегося мужчину, баба Полина. – К молодой ушел. Когда жена в горкоме работала, была годна. А как ног лишилась, да и горком закрыли, - ему девку подавай. Из самого-то, травяной мешок, все высыпалось, а все туда же.