Гришкин менталитет - страница 18

стр.

Это она насчет бывшего жильца из четвертого подъезда.

– А ты на этого посмотри, – шепчет, меняя объект внимания, собеседница. – Опять с сумкой. Чего носит? Каждый день. Проверить бы.

Все подконтрольно. Все заведомо известно. Здесь, на скамейке, устав перемывать косточки прохожих, как-то заскучав, остановили они свой взор на грузовике, который ежедневно подъезжал к подвалу расположенной напротив девятиэтажки, в котором обосновалась предприимчивая молодежь, делавшая свой бизнес на приеме стеклопосуды и поставке пива для многочисленных киосков в округе. Кому-то ударила в голову мысль, что грузовик, должно быть, загрязняет выхлопными газами воздух под окнами пенсионеров. И пошли жалобы в инстанции. Познали те предприниматели почем фунт лиха, отбиваясь от натравленных проверяющих. Но устояли. А заскучавшие контролеры все держали порох сухим. И вот однажды из подъезда в самую зиму кто-то ночью умыкнул стекло из оконной рамы на лестничной площадке. Это все один из элементов наступившего дикого рынка. Промышляют кто чем может. По сигналу, мол, это они – из того подвала, явился работник ЖЭКа и напрямик, но только не в подвал, а к Сираю, чей сосед, имевший собственную версию о случившемся, указал след мародера: у него, мол, на лоджии в ветреную погоду одно стекло треснуло; больше никто не мог, мол, стащить дармовщину из рамы на лестничной площадке. ЖЭКовец оказался человеком понятливым, поверил на слово хозяину лоджии, а изъян на лестничной площадке, браня сборщиков стеклопосуды, исправил – застеклил раму. Но не прошло и недели, как ночью кто-то, быть может, потешаясь, унес из подъезда всю оконную раму. В тот же день Сирай выставил треснувшее стекло на своей лоджии, чтоб не пробуждать новых подозрений. Только новая незадача не преминула обрушиться на него самым неожиданным образом, как снег на голову. Потому что зияющая пустотой рама его стала словно бы слуховым окном. Все разговоры на кухне вроде б и вовсе не голосистых соседей с верхнего этажа, можно было подумать, стали предназначаться именно для ушей нижних соседей. Впрочем, если не нравится, – не слушай. Другое дело, что неслось наверх из форточки нашего переработчика даров природы.

– У моей жены аллергия на спиртной запах. Что-то она стала чихать со вчерашнего дня. Ты не знаешь, случаем, откуда идет этот дух? – улыбаясь, говорил Сираю уже на следующий день верхний сосед.

И хотя стекло на лоджии было восстановлено (он же, Гришка вырезал нужный размер), явился участковый. Я, говорит, заходить к тебе не имею права без санкции, но если, мол, еще раз пожалуются на специфические запахи, – не обессудь. Он был прав, этот участковый, и, умудренный жизненным опытом, не лез сломя голову в разбирательства, понимая тщетность попыток внести изменения в уложившийся миропорядок, в котором возродился дикий рынок.

Впрочем, не потому ли этот незначительный конфликт мог бы, однако не предупредил события, которые развернулись. Правда, уже на следующее лето, порадовавшее садоводов богатым урожаем вишни.

Казалось, весь город в те дни озаботился одним – вишней. На базаре, в стихийно образовавшихся то возле магазина, то прямо вдоль тротуара торговых рядах десятки ведер, аппетитно рдеющих ягодой, не оставляли равнодушными прохожих, в руках которых там и здесь можно было увидеть то пустые, а то уже наполненные горкой корзины, ведерца, кульки. И хотя упоминавшаяся уже «интеллигенция» поспешала с дармовщиной, Сирай с Гришкой получили немалый барыш, поставив этой благодати заезжим перекупщикам в изрядном количестве. Однако не оставаться же незадействованной таре, опустевшей за зиму после прошлогоднего сезона, да и в Гришкином блокнотике оказался рецептик и на вишню, которой еще изряднехонько было на ветвях.

И вот самый трудоемкий этап – сбор ягод, извлечение из них сока – позади. Сирай согбенно несет двадцатилитровую бутыль на лоджию, чтобы поставить ее на предписываемый срок в кладовку. «Процесс пошел!» – звучат в голове слова. Тяжела ноша, но своя. И если б не носок, приспустившись, болтающийся на левой ноге, двадцать литров – не тяжесть. Терпи, милок. Тужась, еле перешагнул через порог лоджии одной ногой. Выдержав равновесие, переступил другой. И не почувствовал, что наступил на приспущенный носок. Запутавшись, пошатнулся, головой ударился о кирпичный выступ дверного проема – хрястнуло, ударившись об угол, стекло, булькнуло обрушившееся девятым валом на пол лоджии содержимое разбившейся бутыли. Рефлекторное хватательное движение – крупный осколок чиркнул палец. Сирай стоит без малого по щиколотку в багрового цвета озере. Пенка прибивается, липнет к ногам. Резкий запах забродившего сырья ударил в ноздри. Но обжигающая боль в пальце отвлекла внимание от яркой картины. Конец среднего пальца правой руки приплюснут. Это подушечку с него срезало стеклом. Озеро, на глазах осев, иссякло. Кусочек пальца лежит на полу. Подобрав, приложил его на свое место. Выглянул из окна. Соседи внизу, слышно, обеспокоились, выглядывают со своих лоджий. Розовые струйки поливают их тут же исчезающие лица. Сирай извиняется перед ними, но извинения получаются какие-то безжизненные, потому что сейчас вовсе не до них. Кое-как обувшись, лишь спутав одной рукой шнурки, он спешит в больницу, что в десяти минутах ходьбы. В дороге вспоминает об известных из газет, журналов случаях, как врачи приживляют оторванные кисти рук, ноги. А тут тебе всего-то. Забывшись, отнял прижимавший ранку конец большого пальца – вместе с ним оторвалась присохшая было отрезанная подушечка среднего пальца. Послюнявил, вновь восстановил ее на прежнее место. Торопится.