Гришкин менталитет - страница 5

Господа шестёрки – по Инсафову словнику – это те, что из президентской администрации; Ястреб джемский – бывший президентский пресс-секретарь; Кака Мада – одна уж очень приметная депутатша; господин Шариков – это или министр обороны, или милицейский министр, уж дюже похожие на булгаковского Полиграфа Полиграфыча – мелколобые, в лицах и крупинки мысли нет, когда смотрят в рот президенту; нахмурь он брови – на полусогнутых пустятся исполнять его прихоть, в лепешку расшибутся, чтоб только доказать рвение.

А вот непонятное «Тластвуй, тавалиса!» – это что-то новое. Тут можно сходить посмотреть. Так, ясненько. Китайцев показывают. Что за лихо занесло нашего президента-батюшку к ним? Он оттуда, видно, в тяжёлый утренний час, грозит другу Клинтону. Чтоб не забывался тот. У нас друг Цзянь Цземинь появился. С ним теперь будем диктовать миру свои условия.

Словом, хоть и удивляется Инсаф тому, который в нижнем углу телеэкрана, а у самого не хуже отработано. Домочадцам, не глядя на экран, по его обильному образами комментарию можно узнавать обо всем. Правда, вот так, беглым огнем, пунктирно отмечаются новости. Потому что Минзаду раздражают пространные желчные рассуждения. Она, чуть Инсаф развернись, кричит: «Ну хватит, хватит! Умник нашёлся. Тебя только не хватает там в министерствах». Другое дело на работе с товарищами, которые по причине присутствия средь них Инсафа стали до того политизированными, что теплушка, куда они идут на передых, можно подумать, вовсе не теплушка, а дискуссионный клуб. Сюда б ещё оператора-телевизионщика.

Мыська Палькин, как посулил, явился на исходе рабочего дня, с авоськой – обещанным бартером. Так что присела компания за скрипучим, замусоленным рукавами да заскорузлыми ладонями столом на адмиральский час.

Собирались неспешно. Словно намечавшееся вовсе не прельщает никого. Раз принёс человек – придётся уж. Егор Кузьмич, по возрасту самый старший в бригаде, до того, как идти в будку, проверил, всё ли ладом остаётся на рабочем месте. Выключил рубильник, тележку по рельсам отволок в конец эстакады. Инсаф возле своей кучи горбылей: стянул её проволокой, чтобы видно было: не трогать! Васька Чирок – самый младший, временно приставленный подсобником, долго счищал налипший дрязг, опилки с валенок. И только Гришка-Косой, повертев головой, глядя на товарищей, первым направился к теплушке. Здесь Мыська готовил уже стол: вывалил картошку на кусок картонки, хлеб горкой положил с краю, ножичком сало нарезал. Когда задержавшиеся трое вошли, он тут же взялся за бутылку, тем самым показывая рвение, благодарность за шабашку, завершённую без задержки, без ссылок на загруженность работой.

По первому заходу кружка прошла быстро, при молчаливом участии компании. Лишь Егор Кузьмич, по старшинству первым приняв её из рук Мыськи, отведя локоть в сторону, коротко выдохнул и уже, как гусак, вытянув шею к наполненной до краев посудке, бросил:

– Ну ладно, Мосей, за твоё здравие.

– Эт уж вам спасибо, – возразил организатор застолья.

Лиха беда начало. Выпив, закусили. Мыська таровато, тут же наполнив, поставил кружку посредь стола, и второй заход, таким образом, наметился. А компанию, как водится, потянуло присластить трапезу табачным дымом, и тихая беседа уже всё уверенней сплачивала тесный круг. Как и должно было случиться, Мыська завёл разговор о своей нужде, что вот, мол, мшаник – зимнее хранилище ульев, надо будет летом поправить, для того и доски понадобились. Предмет обсуждения, казалось, куда ещё, если не самый подходящий. О чём разговаривать в Кожай-Андрееве, находящемся на отшибе от столбовых дорог цивилизации, забытом потому не только большим начальством, но даже местным – уцелевшего в перипетиях последних лет колхоза. Только вот нет, что за интерес всё про мшаник да доски. Потому, когда компания была ещё на первом взводе и языки едва начинали развязываться, а кружка, снова пройдя по кругу, заняла свое место посредь стола, сам же организатор и вбросил живца.

– А Госдума-то тоже проявляет заботу о пчеловодстве, – начал он. – Обсуждали какое-то положение.