Гром - страница 63

Донров, услышав от матери, что Батбаяр уезжает, равнодушно бросил:

— Ну и черт с ним! — а в душе обрадовался: «По крайней мере, некому теперь будет меня за горло хватать, когда я потащу свою батрачку в укромный уголок».

Батбаяр заскочил в юрту и сразу же убежал к Дашдамбе, который во дворе обтесывал оглоблю для телеги.

— Хан велел вам привет передать.

— Не забыл, значит, — помолчав, заметил Дашдамба. — Ездит он много, а знает ли, какие у людей думы? Залан Доной при нем?

— Не знаю. Был с ним какой-то коренастый темнолицый мужчина: хан его учителем называл.

— Он самый. Его еще Смурым кличут.

— Много еролов и магтаалов знает.

— Он и в этом кое-что понимает, умом бог не обидел. Однажды Улясутайский амбань едва не лишил меня головы. Дагвадоной спас, пришлось ему для этого хорошенько пораскинуть мозгами. Он жалеет простых людей, потому что сам из простых. За это нойоны его недолюбливают, попрекают низким происхождением, — пощипывая бороденку, сказал Дашдамба.

Батбаяр смотрел на его высокий, изрезанный морщинами лоб, спокойные, устремленные вдаль глаза и испытывал гордость и восхищение. Десять лет жили они в одном аиле, но лишь недавно Батбаяр узнал, что пришлось пережить этому человеку.

Услышав, что Батбаяр едет в школу, Дашдамба снова дернул себя за бородку:

— Ну что же. Дело достойное мужчины. О матери твоей мы позаботимся. Парень ты молодой, а потому хочу напомнить тебе: не верь тому, что видят твои глаза. Ты, кажется, моей дочке пришелся по нраву, знай же, мы тебя никогда не забудем. Деваться нам некуда, так и будем ходить за коровьими хвостами.

«Лхама твоя. Не забывай ее — вот что хотел сказать старик», — подумал юноша и от радости едва не бросился обнимать Дашдамбу.

Пришла осень, с ветрами, листопадом. Гэрэл торопилась сшить сыну нарядный тэрлик из чесучи, подаренной Дуламхорло. В первый раз Батбаяр надел его за несколько дней до отъезда и поскакал на пастбище, где Лхама пасла овец — показать ей обнову. Боль отразилась на лице у девушки, когда она увидела тэрлик.

— Я видела эту чесучу у Дуламхорло. Подушка у нее из такой же. Будешь смотреть на тэрлик и вспоминать добрую свою хозяюшку. — Слезы навернулись Лхаме на глаза, она вцепилась в ворот тэрлика и дернула, разорвав его до самого пояса. Батбаяр понимал, что сам виноват, поэтому не обиделся, не разозлился, но домой вернулся с безнадежно испорченным настроением.

Матери сказал, что порвал тэрлик, объезжая лошадь. А на третий день, утром, когда Батбаяра не было дома, Лхама принесла сверток, положила его на кровать и, ни слова не говоря, вышла. Гэрэл развернула сверток и увидела новенький, только что из-под иглы, шелковый дэл светло-коричневого цвета. Лишь много позже она узнала, что Лхама целый год по клочку собирала шерсть, чтобы продать ее и на вырученные деньги купить у проезжего торговца шелк, потом шила для Батбаяра дэл прямо на пастбищах, чтобы мать не видела.

Вернулся домой Аюур. Приехал недовольный, мрачный.

«Может, расстраивается, что коней теперь некому будет пасти?» — гадала, глядя на его пасмурное лицо, жена. Она заварила крепкий чай и, подавая, спросила:

— С чего это вдруг ваш нойон заинтересовался этим парнем? Он же прост как коровья бабка!

Аюур промолчал.

— Что теперь с табуном делать? — не унималась Дуламхорло. — Придумали бы что-нибудь. Вы же все время при нойоне.

— Выкрутимся. Ну до чего же смекалистый, черт! А как уверенно перед ханом держался. Я не стал просить, чтобы его оставили. Бесполезно. Хан и так намекнул, что руки у меня загребущие.

— А о хозяйстве вы подумали? Или опять бросите нас одних со стариками? Они того и гляди на коленках будут ползать.

— Это не беда.

— А что, по-вашему, беда?

— То, что ждет нас в будущем. Сейчас людей не хватает, надрываетесь, устаете, а может, случится и кое-что пострашнее, — сказал Аюур и прислушался: нет ли кого возле юрты. — Если этот парень попадет в аймачное управление делами, он приблизится к хану и лет через десять разорит наш очаг. Плохо тогда вам с Донровом придется. Я-то что, мои кости скоро на солнышке греться будут.

— С чего это вы так разволновались?