Гром - страница 74

— Хорошо ли доехали?

Батбаяр заметил, что осунувшееся, бледное лицо княгини Нинсэндэн, ее добрые, полные мольбы и безысходной тоски глаза становятся все спокойнее. Они сидели, пили кумыс и молчали, как впервые встретившиеся и еще дичившиеся друг друга дети.

— Простите нас, княгиня. Но мы люди подневольные, сюда направлены канцелярией, чтобы доставить вас в Онгинский монастырь, — решился, наконец, начать разговор Содном.

Нинсэндэн помолчала, окинула взглядом юрту и, вытерев бархатным рукавом набежавшие слезы, спокойно посмотрела на Соднома.

— И вы меня простите! Как только вы переступили порог, я поняла, зачем вы приехали. Мне и в самом деле незачем здесь оставаться. Я поеду с вами. Но не как преступница, а для того, чтобы вернуться домой. Хану я еще раньше все рассказала. Вот и пришло время возвращаться, — спокойно, и даже, пожалуй, с облегчением промолвила она.

«Если она говорила с ханом, то выходит, что хан знал о проклятиях, которые на него насылали? Что-то не верится», — подумал Содном.

— Как понимать ваши слова, ахайтан? — спросил он.

— Да-да! Я не буду противиться воле неба, как гун и его мать. Я рассказала хану обо всем, что знала. Аха, наверное, помнит об этом. Спорить совершенно не о чем. Я поеду с вами, но только через два дня. Я должна проститься с людьми, которые встретили меня здесь прекрасными еролами как родную, заботились обо мне. Крепостные гуна не нанесли мне ни малейшей обиды, зла я на них не держу и должна непременно с ними встретиться и проститься.

«Такая разумная, спокойная женщина лгать ни за что не станет», — думал Батбаяр, внимательно слушая княгиню.

— Нам приказано вернуться как можно быстрее, поэтому надо ехать немедля, — отрубил Содном.

— Вы вправе этого требовать. Но всю ответственность за нарушение приказа я беру на себя. Содном-гуай! Вы меня знаете. Я не стану обманывать. Я сказала вам истинную правду. Понимаю я и всю тяжесть вины моей матери.

Батбаяру жаль стало княгиню, и он обратился к Содному:

— Если все действительно обстоит именно так, мы должны исполнить ее желание.

Содному хотелось крикнуть: «Не я ли предупреждал, чтобы сердце твое было как камень!». Он растерянно молчал, не зная, как поступить.

Ночью выпал иней, как бы предупреждая, что скоро закружат, засвистят снежные вихри и земля оденется в белый наряд. Школяры, принятые в «школу канцелярских бумаг», каждый день упражнялись в составлении различных документов — с подорожных до прошений на высочайшее имя. Почти все они еще до школы служили в канцеляриях хошунов, при сомонных занги, и любой разбирался в хитростях составления документов ничуть не хуже Батбаяра. Только сейчас Батбаяр понял, каким подспорьем в учебе станет для него бесконечное сидение в канцелярии и переписывание бесчисленных документов и бумаг. Школярам преподавали также маньчжурский язык, кодекс законов Поднебесной, а время от времени, ранним утром, когда на улицах еще не появлялись ни прохожие, ни зеваки, на занятия приходил седой сухонький старичок с тонким, прозрачным лицом — Дагдан тайджи. По рекомендации ханского учителя он преподавал не совсем обычный предмет — «Историю монгольского государства». Был старичок каким-то ветхим, носил очки и ходил, опираясь на шестигранную клюку.

— Эх-хэ-хэ, дети мои, читайте побольше. На моем попечении сокровищница хана. А там книги в нескольких комнатах под самый потолок. Берите любую, на свой вкус. Эх-хэ-хэ, а сколько интересных, удивительных книг! Вот они — ключи от сокровищницы, — бормотал тайджи, показывая огромную, казавшуюся непомерно тяжелой для худой старческой руки связку ключей. Говорят: «Пища для плоти — на один день, духовная пища — на тысячу». Это правда, дети мои, правда!

После занятий кто-нибудь из школяров, подражая учителю, трясся всем телом и, едва ворочая языком, повторял его слова, а остальные так и покатывались со смеху. Однажды учитель вошел и, прислушиваясь к звукам шагов, доносившимся с улицы, негромко заговорил:

— Многие монгольские ханы бились между собой за новые земли, богатства, крепостных и в бесконечных войнах истощили силы страны. Государство, где нет мира и согласия, не может противостоять чужеземцам. Так, за мелочными обидами, в погоне за легкой наживой, не заметили, как сами стали добычей маньчжуров. Маньчжурский император, глядя, как ссорятся монгольские ханы, от радости себя по ляжкам хлопал. Кого подарками, кого женщинами прельщал, на свою сторону перетягивал, сеял раздоры, натравливал князей друг на друга, пока не завладел всей Монголией. Эту науку маньчжурские нойоны прекрасно знают. Вам же наказ на будущее. Старайтесь жить в мире и согласии, чтобы не стать поживой для других.