Громова дубрава - страница 47

— Мне сказали, вы хоронили госпожу Лилей в закрытом гробу. Что с ней случилось?

— Ее загрызли волки, — невозмутимо ответила я. — Те самые, которые испугали наших соседей. Когда я нашла мамино тело, от него мало что осталось, поэтому гроб на похоронах был закрыт. Чтобы не шокировать окружающих.

— Ваши слова отражены в официальных документах?

— Конечно. И в заключении о смерти, и в регистрационных книгах. При желании вы можете расспросить отца Стефана, он отпевал маму и видел, как она выглядела.

— Ладно, — кивнул в свою очередь инквизитор. — Что ж, спасибо за уделенное время. Теперь я хотел бы немного прогуляться по Громовой дубраве.

Вежливо раскланявшись, и отец Антоний вышел за дверь. Мы с бабушкой несколько минут наблюдали в окно, как он шагает к деревьям. Когда мужчина скрылся за высокими стволами, я громко выдохнула и устало опустилась на стул.

— Принес же черт этого носатого, — проворчала бабуля, усаживаясь рядом. — Будто без него было мало проблем.

Я махнула рукой.

— Я знаю, кто ему наплел про ветер и волков, — продолжала бабушка. — Тина Лоу, больше некому. Вечно она сует нос не в свое дело. Ну, ничего. Пусть только придет к нам за средством от запора! Я ей такой отвар дам, что она неделю из уборной не выйдет!

— Не кипятись, — сказала ей. — Инквизитор все равно узнал бы об этой истории — не от Тины, так от кого-нибудь другого. Он и приехал-то сюда потому, что до столицы дошел всплеск магии, которые выбросили наши адовы создания. Отец Стефан сказал, Антоний пробудет в Форсте неделю. Нужно просто переждать это время.

— Переждем, — вздохнула бабуля, — куда уж тут деваться. Как там, кстати, контур? А ну как носатый заподозрит, что в лесу, кроме белок и волков водится кто-то еще?

— Он это уже заподозрил, — фыркнула я. — Не переживай, границы крепки и никого лишнего к поляне не подпустят.

Бабушка покачала головой.

— Чует мое сердце, будет беда. И господин инквизитор приложит к этому руку.

Отец Антоний пробыл в Форсте одиннадцать дней. За это время у него сложился особый распорядок, о котором быстро узнал весь город. После заутрени гость разговаривал с горожанами. Одних он приглашал для беседы в городскую мэрию, с другими общался прямо на улице или в трактирах.

После полудня инквизитор отправлялся в Громову дубраву и гулял там до самого вечера. На следующий день распорядок менялся — сначала прогулка, потом разговоры.

Отправляясь в лес, отец Антоний непременно проходил мимо моей аптеки. Каждый раз мы вежливо раскланивались — он с улицы, я — из окна. Если у меня не было посетителей, инквизитор останавливался, чтобы перекинуться парой слов. Он спрашивал о деревьях, которые растут в Громовой дубраве, о лекарственных травах, об огородике, разведенном тут же, в палисаднике. А еще о моей семье и повседневных занятиях.

— Ваша аптека находится далеко от центра города, — говорил инквизитор. — Вы не думали о том, чтобы перенести ее в другое место? Многим горожанам наверняка неудобно ходить за лекарствами на окраину.

— Аптека расположена в торце нашего дома, — отвечала я. — На другое помещение у нас с бабушкой просто нет денег, мы не сможем его ни снять, ни купить. Да это и не нужно. Посетители давно привыкли, что мы держим ее именно здесь. Форст — город небольшой, здесь в принципе нет понятия «далеко».

— Что ж, справедливо. Лекарства вы делаете самостоятельно?

— Да.

— В одиночку?

— Теперь в одиночку. Раньше вместе со мной работала мама.

— А ваш отец?..

— Я его не помню. Он ушел от нас, когда я была совсем маленькой.

Отец Антоний кивал и задавал новые вопросы — легко и непринужденно, будто хотел приятно скоротать время, а заодно побольше узнать о заинтересовавшем его человеке.

В то, что цель наших разговоров именно такова, я не верила ни на грош. Гость меня явно в чем-то подозревал — объяснить его интерес иначе я не могла. О себе Антоний говорил мало и скупо. Вскользь упомянул, что тоже является сиротой, и после смерти родителей долгое время жил на улице в компании бродяг и воров, пока его не поймали стражи порядка и не отвели в один из столичных приютов. Что семьей ему в последствие стала церковь, а матерью — Богородица, и теперь вся его жизнь посвящена именно им.