Грязные игры - страница 5
Потому в этот день он встал как обычно, в шесть часов утра, побрился, проглотил «эггз энд бекон», по-нашему яичницу с ветчиной, запил чашкой дурного американского кофе, а потом завел свой верный «шевроле каприс классик» и отправился по бесконечным улицам «Большого яблока» в поисках клиентов.
Гриша Резник был одним из бесчисленного количества эмигрантов, крутящих баранку желтых нью- йоркских такси.
День как день — ничего особенного. Гриша колесил по городу, старательно избегая «чужих», «черных», «желтых» и других опасных районов, на грязных улицах которых запросто могли кинуть железным болтом в стекло, проткнуть шину, а то и выволочь на асфальт и ни за что набить морду. Город еще со времен Великой депрессии был поделен бандитскими группировками на несколько зон влияния. Таксисты, как и везде в мире, традиционно входили в сферу повышенного контроля со стороны мафии, и поэтому (хотя это и было трудновато) нарушать границы Гриша не рисковал.
А иногда очень хотелось. Как, например, сегодня. Часы уже показывали половину девятого, стрелка, определяющая количество бензина, тоже не радовала, а потертые сиденья Гришиного «каприса» не почтила своим прикосновением еще ни одна задница клиента. Ну куда это годится?
Гриша приехал в Америку десять лет назад. В общем-то почти случайно. Вытащив в один прекрасный день из почтового ящика объемистый белый пакет с надписью «Министерство иммиграции и натурализации США», он долго не мог понять, какие такие дела могут его связывать с этим учреждением. А потом вспомнил, что два года назад они с женой решили просто так, ради хохмы, отправить в американское посольство анкеты. Разговоры об эмиграции тогда были в ходу среди московской интеллигенции. Ну конечно, не только московской и не только интеллигенции. Гриша, конечно, не сомневался, что из Союза надо сваливать, и даже мог вести на эти темы долгие разговоры с приятелями, но, честно говоря, не очень верил, что это чем-нибудь закончится.
А вот — закончилось.
И спустя год с небольшим Гриша, бросив квартиру на проспекте Мира и работу в зачуханном и медленно увядающем НИИ, через восемь часов полета оказался в нью-йоркском аэропорту имени Кеннеди с женой Милой и шестью баулами, сшитыми предприимчивыми кооператорами из списанных армейских палаток. Большую часть содержимого этих баулов, кстати, потом пришлось выбросить за ненадобностью.
Дальше было как у всех остальных. Оплаченная за три месяца квартира в «Вашингтон хайте» — одном из самых худших районов Нью-Йорка. Помрачающий умы бывших советских граждан холодильник, забитый невиданной жратвой. Четыреста долларов от еврейской организации «Наяна». Два старых стула и обшарпанный комод от «спонсора». Работа на первое время — Гриша пошел маляром, а Мила бэби- ситтершей. В течение полутора лет Гриша сменил десять мест работы, от грузчика до продавца газет, пока не купил по дешевке подержанный «каприс-классик» и не выложил все свои жалкие сбережения за лицензию, позволяющую ему теперь по четырнадцать часов в сутки ишачить на нью-йоркских улицах.
Одним словом, все как у людей.
С тех пор прошло, как уже было сказано, десять лет. Вот уж не думал Гриша, что за столь значительный отрезок времени с ним не произойдет ничего. То есть ровным счетом. Все было почти так же, как и тогда, когда они приехали в Америку. Ну разве что из совсем уж бандитского, населенного одними пуэрториканцами «Вашингтон хайте» перебрался сначала в Бронкс, а потом в чуть более приличный Бруклин, сменил третий подержанный «каприс-классик» и постарел. В остальном никаких изменений. Он все так же работал без выходных и отпусков. Все так же еле сводил концы с концами. Хотя нет, появились еще два маленьких Резника. Две дополнительные статьи расхода.
Одно утешение — когда по телевизору показывали, какой кошмар творится в Москве и вообще в России, они с женой обменивались многозначительными взглядами. Дескать, все-таки мы были правы. Хотя эта уверенность то и дело ослабевала — например, когда Гриша приносил домой совсем уж мало денег.