Гуляй Волга - страница 5

стр.



Лились звоны печальные



галчиный крик...



Но скоро, по слову летописца, возненавидя грады земли своея, скакал царь с опричниками по дорогам русским и в исступлении ума крушил города, жег деревни, побивал и топил множество народа и неугодных вельмож. Так в лето 1570 года были подняты на меч Клин, Тверь, Псков и Новгород.



В страхе и трепете, подплыв кровью, лежала земля русская.



В кремлевских же палатах жарко горели свечи, гремели песни подблюдные, плясали девы наги. Веселился царь, веселились и его согласники, а на помостах стучали топоры, рубя – и черным людишкам, и попам, и боярам – головы.



Из Москвы на всю страну шла гроза и милость царская.



Войны, то затихая, то разгораясь, велись беспрерывно из года в год.



Под звоны колокольные полк за полком и рать за ратью гнала Москва...



С разудалой песнью и пьяною слезою выступали пеши, выступали конны...



– Прощай, прощай, Москва!



Далеко вослед уходящим несся плач и стон, и долго со стен кремлевских знатные москвичи махали шапками.



– Час добрый, братцы, спаси Христос!



Заранее чая иноземной торговли посрамление и прикидывая в уме грядущие барыши, расходились купцы по лавкам.



Ратники же, миновав заставы и слободки, все еще оборачивались [33/34] и, бормоча во хмелю слова молитвы вперемежку с руганью, крестились на церкви.



Дружины, позатираясь на дорогах от множества, валом валили на крымцев, из лесов муромских выходили на казанцев, за Смоленском встречались с ляхами и литовцами.



С иконами на древках и с хоругвями, развеваемыми ветром, под свист и брань бросались дружины на приступ, и, опрокинутые встречным потоком картечи и копьем рыцаря, разбегались дружины по степям, лесам, болотам, где и мерли и мерзли от наготы, духоты и бескормья.



Не раз русские были биты, и сами бивали.



Многие языки, как потоки, вливались в русскую реку, увеличивая мощь и многоводность этой реки.



Шумели над Русью беды.



Набеги кочевых орд и пожары опустошали страну. Моровые поветрия, голод и жесточь правителей истребляли народ, но народ был молод и неистребим, как трава.



Большего давил набольший, большие ехали на середних, середние обдирали меньших. Меньшие же, черные людишки, жили по пословице: «Не страшно нищему, что деревня горит – взял сумку да пошел». И когда становилось невмоготу, сбивались лапотные людишки в шайки и брели куда глаза глядят, кормясь бурлачеством, разбоем и войнами.



Дика стояла земля



жил на ней дикий народ



управляемый дикими властителями.



Царь за всех думал, князья и люди ратные воевали, а мужики пашню пахали, траву косили и всякие дела делали, – исстари крепка стоит Русь горбами мужичьими.





6





Валила по Волге волна волговая, мыла вода желты пески, кусты со кустами споласкивала. Ветры трепали березу, рябину. Раздували ветры дубравы зеленые.



Берега пусты, леса густы.



На перекатах, на быстрой воде, в лямочных хомутах хрипели, бились бурлаки.


Вы, робята, не робейте!



Свою силу не жалейте!..



Э-э, дубинушка, ухнем!



Эх, зеленая сама пойдет!



Идет



идет...



Идет



идет...



Идет



идет... [34/35]



Сама пойдет



Идет



идет...



Идет



идет...



Идет



идет...



С баржи – прикащик!



– Оравушка, бери дружно!



Запевала заводил:



На лугу стоит Васёнка,



Ищет, ищет с поросенка...



        Подхватывали:




Дубинушка, ухнем!



Зеленая сама пойдет!



Идет



пойдет...



Идет



пойдет...



Идет



пойдет...



Сама пойдет.



Пошла



пошла...



Пошла



пошла...



Пошла



пошла...



С баржи – купец:



        – Робятушки, старайся!




Вел ватагу гусак:



– Не засарива-а-ай!..



В хвосте ватаги – косной:



– В ногу!



Эх ты, тетенька Настасья,



Раскачай-ка мне на счастье...



У-у, дубинушка, ухнем!



У-у-у, зеленая, сама пойдет!



Идет



идет...



Идет



идет...



Идет



пойдет...



Сама пойдет,



Идешь



пойдешь...



Не хошь –



пойдешь...



Пошла



пошла... [35/36]



Ухали с утра дотемна.



В понизовье бурлаки рядились:



– Куски не в счет... Ты, хозяин, во всяк день два горячих варева нам выстави.



– Не постою.



– Опять же, думай не думай, а на холоду да в сырости без вина нам не вытерпеть.



– Не постою, братцы. Поживете за мной, как за каменной горой. Только уговор: чин блюсти и не буянить.



– Выстави нам во всяк день чарку отвальную, чарку причальную, да по большим праздникам и в холодные ночи по третьей чарке – для здоровья.