Гуще воды - страница 10

Мне хочется показать ему средний палец, но Дженна все еще стоит рядом, и я точно

лишилась бы статуса любимой тетушки, если бы научила ее подобным жестам.

Я направляюсь через поле к кладбищу. Там никого нет. Стэн в полицейском участке, а все

остальные в церкви, на поминках. Новые могилы располагаются в задней части кладбища, в

тени нескольких деревьев.

Никто не чтит память усопшей, а мои братья ответственны за отсутствие ее сына. Я думаю о

моей близости со своей мамой, и что - то внутри меня сжимается при мысли об этом.

Я бреду через поле, высматривая холмик свежей земли.

3 глава. ТОМАС

Я впервые оказываюсь в тюремной камере.

Отстой.

У меня не много воспоминаний об отце, но одно из них включает в себя присутствие

полицейского. Я сидел в машине, старом седане, таращась на спину своего отца, пока он

разговаривал с кем - то в переулке между двумя зданиями из красного кирпича.

Солце нещадно палило, превращая машину в парилку за какие - то пятнадцать секунд. Я

хотел выйти, но он сказал мне оставаться внутри, и тогда мы заедем за мороженым.

Я не помню мороженого. Я даже не помню его лица.

Но я помню полицейского, подходящего к машине, хватающего меня за руку и пытающегося

вытащить меня из машины.

А затем помню, как полицейский растянулся на тротуаре.

Должно быть, мне было около пяти лет. Я всегда думал, что все неправильно запомнил, что, может быть, мой отец ударил его, или кто - то в него выстрелил. Было много криков.

А затем рядом оказался мой отец, его рука у меня на затылке, голос низкий:

«Не говори своей матери».

Не могу вспомнить, послушался я его, или нет. Но мне было пять лет - так что, наверное, я все

таки рассказал ей, верно? Не то, чтобы мы потом это обсуждали. После этого мы от него

сбежали. Мама никогда не хранила никаких фотографий, так что в то время, как я помню его

хриплый голос, я не могу представить его лицо. Я пытался нарисовать его по памяти, но на

бумаге никогда ничего не складывалось вместе. У меня оставались незаконченные наброски: дверь машины, кирпичная стена, тень странного мужчины, стоящего в отдалении. Все -

карандашные наброски и полу - профили. Иногда шальная нить воспоминаний

проскальзывает сквозь мои мысли, но этого почти всегда недостаточно для зарисовок и

опознания. Темные волосы, может быть, как у меня. Запах какого - то терпкого одеколона.

Я не помню, чтобы я его боялся. Хотя мама и боялась, особенно после того, как мы сбежали

от него. Она обучала меня на дому годами, будучи тем типом матери, которая

распаковывала аптечку еще раньше, чем замечала кровь. Другие матери зарывались в книгу

на детской площадке, пока их дети падали с качелей и разбивали носы, но моя мама стояла

наготове во все оружии.

Она сводила меня с ума.

Она об этом знала. Я позаботился о том, чтобы она это знала. Знаете, как это бывает с

кошкой, когда вы прижимаете ее слишком сильно, и она царапается, как сумасшедшая, чтобы вырваться? Представьте, что вам десять лет и вы хотите поиграть в баскетбол, а ваша

мама стоит рядом, смотря на других детей, будто они потенциальные хулиганы.

Я сбегал от нее. Дважды.

В первый раз ей понадобилось сорок пять минут, чтобы найти меня. Я знаю это наверняка, потому что она продолжала это выкрикивать.

«Сорок пять минут, Томми! Сорок пять минут! Как ты мог так со мной поступить?»

Она так же хорошенько меня отшлепала. Она, должно быть, плакала, но я был слишком зол, чтобы обратить внимание. Она сказала, что не может меня потерять, что она уже

пожертвовала всем ради меня, и как я мог так с ней поступить.

Как будто мне было не все равно. Мне терять было нечего.

Во второй раз я позаботился о том, чтобы это заняло гораздо дольше сорока пяти минут.

Одиннадцать лет, сорок украденных долларов в кармане, и я бежал, как сумасшедший.

Потратил половину денег на такси до города. Другую половину потратил на две пиццы и

бутылку лимонада. Я спал, свернувшись, в подъезде. Какой - то полицейский нашел меня

около четырех часов утра.

Я дал им свой номер телефона, и они спросили мою мать, почему она не заявила о моем

исчезновении.

Я не помню, что она ответила. Я только помню, как она склонилась надо мной в том