Гуще воды - страница 11

чертовом полицейском участке, держа мои руки своими дрожащими пальцами, спрашивая

меня, сделали ли они какие - нибудь мои снимки.

Они не делали.

Она отвезла меня домой, и я думал, что она выбъет из меня всю дурь. Но она этого не

сделала.

«Что мне нужно сделать?» - спросила она. - «Мы не можем так продолжать, Томми. Что мне

нужно сделать? Чего ты хочешь?».

«Я не хочу тебя!»

Я кричал на нее. Возможно, я чем - то швырялся. Боже, я был таким дерьмовым сыном.

Но она была хорошей матерью. Она могла видеть сквозь злость. Она схватила мои руки и

заставила успокоиться.

«Нет. Я серьезно. Скажи мне, чего ты хочешь. Скажи мне».

Тогда я заплакал.

«Я хочу пойти в школу. Я хочу иметь друзей. Я не хочу быть один».

Она кивнула.

«Хорошо».

Два дня спустя мы уехали. Я получил то, что хотел: новый город, новая жизнь, новое начало.

Я понятия не имею, чего хотела она. И понятия не имею, получила ли она это.

А теперь уже слишком поздно спрашивать.

***

После того, как я нашел тело мамы, после моего истеричного звонка в службу спасения, они

сунули меня в полицейскую машину и привезли в участок, чтобы допросить. Они могли бы

привезти меня в пустыню и приставить пистолет к голове, и я бы не почувствовал разницы. В

ту ночь, когда я сидел за маленьким стальным столиком с чашкой остывающего кофе передо

мной, мой разум был поставлен на повтор, проигрывая все те же двадцать секунд снова и

снова.

Я, сидящий в постели. Проверяющий время. Два - восемнадцать утра.

Я, идущий по коридору в туалет.

Я, видящий, что дверь ее спальни, открыта. Она никогда не спала с открытой дверью.

Я, зовущий ее по имени. Включающий свет.

Синяки. Глаза на выкате. Запах мочи.

Я, спотыкающийся о собственные ноги, чтобы добраться до ее постели. Вертя телефонную

трубку, пока мои пальцы, наконец, не набирают нужный номер.

Они заставили меня повторить цепочку событий, задавая вопросы в течении часа, прежде

чем я сообразил, что сижу в комнате допросов, и что я - подозреваемый.

До этого дня, когда Офицер Дэнни прижал меня к стене церкви, я не догадывался, что до сих

пор им остаюсь.

Я продолжаю прокручивать в уме то, как он упал. Так же, как и в тот раз, когда я был

ребенком, я упускаю нужный момент.

Моей руке не больно. Может быть, я ударил его не слишком сильно.

Уж точно я ударил его не достаточно сильно.

Часть своей ярости я приберег и для Стэна. Он стоял там и видел, как этот придурок толкнул

меня на заднее сидение полицейской машины.

По крайней мере, я тут один. Не слишком много преступлений происходит в этой дыре. Они

забрали мои ремень и галстук, как будто я являюсь угрозой для самого себя. Я подумываю о

том, чтобы начать считать кирпичи, но это звучит, как полное клише. Скоро я начну петь

«Никто не знает тех бед, что я видел». Вместо этого я ложусь на небольшую койку и вдыхаю

запах отбеливателя и дезинфицирующего средства или чем они там пользуются, чтобы

чистить это место.

Спустя час я начинаю гадать, позаботится ли Стэн о том, чтобы вытащить меня отсюда.

Я гадаю, хочу ли я этого. Отчасти я скорее соглашусь спать здесь, чем рядом с комнатой, где

моя мама... где она...

Внезапно у меня перехватывает горло и я издаю наиболее унизительные звуки. В конце

коридора за столом сидит полицейский, и я не думаю, что он может меня услышать, но, может быть, и может.

Я прижимаю пальцы к глазам, и они влажные. Не могу поверить, что пропустил ее похороны.

Это ужасно. Я ужасный сын.

Я дрожу. И не могу перестать плакать. Я тру глаза и хватаю ртом воздух.

Во время допроса меня постоянно спрашивали, знаю ли я кого - нибудь, кто мог бы затаить

на нее злобу. Как будто я мог это знать. Мы только что сюда переехали и мы с мамой не

очень - то похожи на преступников. Мы много лет ничего не слышали об отце, и как только

мы от него сбежали, мама, казалось, ни разу не волновалась о том, что он может отомстить

ей - не таким способом. Я никого здесь не знаю, и еще меньше тех, кто мог бы вломиться в

дом и затягивать веревку на ее шее до тех пор, пока ее глаза почти не выкатятся из орбит и

она не описается в собственной постели.

У меня тысяча воспоминаний о ее лице. Любое выражение, которое можно представить.