Хэппи Энд - страница 17

Третье. «Официальная версия». Ща, так они мне и сообщат! Знаю, что было вскрытие или что-то в этом роде, и — все. А пока что телефон и мои уши разрываются от догадок и сплетен. Такие версии предлагаются, что и лысый повторно облысеет. Вплоть до точечного попадания нейтронной бомбы. Потому что, говорят, палатка же цела, значит, бомба была не атомная, а нейтронная. Вот так! Нравится? Я сам, честно говоря, пока что просто не в состоянии на чем бы то ни было сконцентрироваться, и в голову приходит только одно: «ищи, кому выгодно». Давай послезавтра, после всего, к этому вернемся. Конечно, если я не употреблю все содержимое своего багажника. А хочется употребить. Страсть, как хочется! Чтобы в стельку, в сиську и чтобы ни одной мысли! А то ощущение такое, что мои полушария разъезжаются. Прямо, как Африка с Южной Америкой. И ведь допросы будут, ты права… Замкнутое пространство, ограниченный круг подозреваемых, «кто?» и «за что?»… Бедные мои полушария!

Насколько я знаю, убили их между 2-мя и 3-мя. А мы с тобой уехали до 2-х часов ночи: без десяти или без пяти. Помнишь, у палатки Кофманов мы с Йоськой принимали на «посошок» (на наш с тобой «посошок») и время еще друг у друга сверяли, как заговорщики, а ты молча, но заметно закипала у меня за спиной? Так вот, сошлись мы и с Йоськой, и с Лизой его на том, что время было час тридцать пять, Помнишь, мы еще колыбельную по этому поводу спели, что-то типа «час тридцать пять — пора всем спать»?

Четвертое. Кирюшки на полянке не было. И вот почему. Накануне вечером Зинка, как я понял с его, Кирюшки, слов, устроила «сцену». При отце, Олеге, то есть, требовала от мальчишки признания в том, что у него со мной были «отношения». Ну, что мы с ним трахались (извини за термин). И не просто признания самого факта, а деталей, чуть ли не позиций. Обзывала его, Кирюшку, такими словами, что я тебе не могу повторить, и требовала, чтобы Олег был, наконец, мужчиной и отцом и разобрался со мной, совратителем, по-мужски. Вот так. Теперь мне понятен их настойчивый интерес в плане моего присутствия на полянке. И понятно отсутствие Кирилла: он умолил их разрешить ему остаться дома, не хотел проходить через этот кошмар еще раз. Сидит, вон, сейчас, мультики смотрит… Мать его еще маленьким на Олега бросила (Олег мне сам рассказывал, та тогда совсем еще девчонкой была) и испарилась в неизвестном направлении. Что и как с ним теперь будет?

Пойду ему постелю. А то вдруг усну раньше его? До завтра, старушка.

Тук-тук, это снова я. Ты хоть успеваешь читать мою писанину? Я-то который уже день тунеядствую, работу прогуливаю, а ты же работаешь. Плюс рыдаешь — а это тоже много времени отнимает.

Извини, но просто не могу с тобой не поделиться: крыша моя все дальше и дальше отъезжает к туманному горизонту. Отправил я тебе предыдущую и-мейлу (ты, кстати, ее получила?), постелил Кирюшке в гостиной на любимом его диванчике (на котором он столько вечеров по-турецки просидел), выдал парню полотенце и отправил под душ. Нацедил себе полстаканчика своего фирменного (у меня это стало ритуалом, обозначением границы между дневным «you must» и ночным «you may»). Сигареты кончились, пошел в спальню за новой пачкой, прохожу мимо ванной комнаты и вижу: дверь нараспашку, и в ванне за стеклянной дверцей Кирилл, мокрый, под душем фыркает. Обложка порножурнала, блин! Я прибалдел, не зная, что и подумать. Поглазел с отвисшей челюстью на него, голенького, потом не выдержал, кашлянул и поинтересовался, почему он дверь не закрыл? И еще пошутил, что-то вроде, не просквозит ли? А он, вынырнув из-под воды, совершенно серьезно спрашивает: а что, разве можно было закрыться? Потому что, дескать, дома ему закрываться не разрешали. Кроме как на пожать плечами, у меня сообразительности ни на что более не хватило. Сказал только, что буду ждать его на кухне.

Откопал свой самый теплый свитер — пуховый, я его еще оттуда привез, свитер этот вместе со мной пережил и застой, и перестройку, и развал державы, — натянул его на полумокрого Кирилла, жестко пресек его поползновения дотянуться до очередной кока-колы и заставил пить горячий чай. И вот мы пьем — он чай, я, ну, то, что обычно, — и он рассказывает. Дома ему не разрешали запираться в ванной комнате. Точнее, Зинка запрещала, а Олег не вмешивался. Ее аргумент: мы — семья, нам стесняться друг друга нечего. Она и сама не запиралась и каждый раз звала кого-то спину себе потереть. Этим «кем-то» всегда оказывался Кирилл. Я так понял, что Зинка нарочно все это устраивала до того, как Олег домой возвращался. И к Кириллу врывалась, когда хотела, и спинку терла. На мой вопрос: «Только ли спинку?» — ответ был: «Не только.» Дальше спрашивать у меня язык не повернулся. Вот тебе и дитя «невинное, нецелованное»…