Хэппи Энд - страница 29

стр.

Ой, только тебя вспомнила — и появился сигнал, что от тебя сообщение. Ладно, я допишу сейчас своё, а твоё прочту потом: прерываться боюсь, горячее кую (можешь не хихикать: там именно «К»).

Ну вот. На Марго было неприятно смотреть. Уж не знаю, какой вид у меня-то самой был, но я старалась успокоить Кирилла, а в висках не переставало стучать: — Он прав. На сто процентов прав. Какого ей сейчас от него нужно! Где она до сих пор была? Прав мальчишка. Выходит, теперь она его заберёт?

И я дала себе слово, Павлуша, что ни за что ей сына не отдам. Не знаю, что именно сделаю, но эта штучка его не получит. Чего ради он ей понадобился? Всю жизнь от него пряталась, а теперь — здрасьте, не запылилась — почему? Что предъявить? Я на всё готова. Хватит с Кирилла. Накушался дерьма пирога. К тому же, я так поняла, что ей особо его и брать-то некуда, не на что, и незачем. И ему с ней тоже делать нечего.

Даже если она на самом деле раскаялась, — хоть застрелите меня: всё равно, не отдам. Я ему нужна! Может быть, ещё ты немножко (не в том смысле, не думай!). Да, Пашечкин, прости: наверно, я причиняю тебе боль, но тут самое важное — не я, не ты, а Кирилл. И единственно о нём, о его будущем, о тех осколках, которые ещё может стать возможным собрать и склеить, — только об этом все мои мысли.

Мальчик в это время уже докричался до того, что уберёт её на фиг, если сама не уберётся подобру-поздорову.

И вот, что самое удивительное: чем больше нервничал Кирилл, тем спокойнее делалась Марго. Наконец, она совершенно спокойно заявила, что ей ни от него, ни от меня, и вообще ни от кого ничего не нужно. Затем, холодно пожав плечами, сообщила, что она не приехала строить козни, а просто случайно попала на наш пикник и узнала Олега.

В это время и мы с Кириллом уже поняли, что момент достиг своего апогея и надо как-то успокаиваться.

Руки теперь уже у меня тряслись, но кое-как я разлила чай, мы с Кирюшкой тоже закурили.

Долго молчали, дымили. Интересно, я заметила, что мы с Кириллом курим одинаковые лёгкие «Марлборо», а Марго — крепкие. Название никогда не знаю, типа тех, что ты, Павлик, куришь, только, кажется, ещё крепче. Символика, правда? Когда начинается такое, то во всём ищешь символику.

Вот. Отмолчались. Выпили чай. Дым на кухне столбом. Стоит до сих пор. Даже не верится, что она, наконец, ушла. Казалось, что расположилась тут навсегда и никакими силами не выставишь. И если всё-таки уйдёт, то дух её останется.

Ох, устала. Наши пальчики писали… Да и ты ведь утомился читать, наверное. Но всё же хочу дорассказать до конца.

Дальше — биография. Вот, что Марго поведала нам о себе.

В Москву попала, сбежав из семьи, в пятнадцать лет (где-то в возрасте теперешнего Кирюшки). Мечтала стать актрисой, а родители заставляли учиться в школе. Представляешь — уроки проверяли. Вот девица, кое-как закончив восьмилетку, поехала поступать в театральное. Поступила, сам понимаешь, как я когда-то в МГУ. То есть, провалилась с треском. Возвращаться домой, в лоно родительских забот, которыми её к тому времени просто задавили, не пожелала. Стала метаться по Москве, искать варианты. Вот и попала в профтехучилище по специальности типографского наборщика. Проторчала там целый год или ещё больше. Намучилась — это уже сюжет для другого рассказа.

С Олегом познакомилась в метро. Долго ехали в одном вагоне. Она заметила, «сидит, такой симпатичный, пялится на меня, но молчит» — и пристала сама. Это всё с её же слов. Ему тогда было двадцать восемь. Инженер-экономист, москвич, приятный, интеллигентный… Даже фамилия «Черных» звучала в её ушах верхом совершенства. Ну и отдельная комната в коммуналке на Старом Арбате не помешала тоже. Стали они с Олегом встречаться. Марго тут же забеременела. Олег, конечно, сблагородничал, предложил пожениться. Стала Маргарита Китайгородская Маргаритой Черных: сбылась, то есть, мечта… Бросила свою типографию, с новым рвением взялась за гитару…

В положенный срок родила Кирилла. Походила несколько ночей, «а ведь я, если не высплюсь, то превращаюсь, чёрт знает во что». Быстро сообразила, что «новая музыка» не для неё: «Ребёнок орёт, Олег — ещё больше, а мне — что? Хоть ложись да помирай? Так эти крики и помереть спокойно не дадут». А самой всего семнадцать. «Что же получается? Жизни нет: одни пеленки, вопли, недосып, а тут ещё этот (имелся в виду, вероятно, муж) требует жрать, без конца ворчит, что «при законной жене рубашки чистой нет, а в доме такую грязь развели, что скоро тифозные вши по тарелкам поползут», - в общем, сплошной кромешный ад.